КНИГА ВРЕМЕН И СОБЫТИЙ

ОЧЕРК СЕМЬДЕСЯТ ВТОРОЙ

Террор в военные и первые послевоенные годы

1

Весной 1944 года в ЦК партии подготовили документ "О состоянии Литературного института при Союзе советских писателей", в котором особо подчеркнули антисоветскую деятельность нескольких студентов:

"Белинков, двадцати двух лет, по национальности еврей… Арестован органами государственной безопасности; представил как дипломную работу рукопись "Черновик чувств", что является антисоветской вылазкой; открыто симпатизирует философам-идеалистам Платону, Канту, Бергсону…

Эльштейн, двадцати двух лет, по национальности еврей… Арестован органами государственной безопасности… Злопыхательствует по отношению к советскому строю…

Ингал, двадцати трех лет, по национальности еврей… Вместе с Белинковым и Эльштейном пытался пропагандировать свои антисоветские взгляды среди студентов института, давая читать им свои произведения…"

В документе перечислялись и другие неблагонадежные студенты, среди которых оказалось немало евреев: "Студент первого курса Музис (еврей)… М. Рапопорт, по национальности еврейка… Р. Тамаркина (еврейка) и Ш. Сорокко (еврейка)…"

Аркадия Белинкова арестовали в начале 1944 года и осудили на 8 лет. В лагере Белинков написал тайком несколько работ; их обнаружили и приговорили его к 25 годам за "контрреволюционную пропаганду и призывы к террористическим действиям".

2

Н. Коржавин, из стихотворения 1944 года:


Гуляли, целовались, жили-были…
А между тем, гнусавя и рыча,
Шли в ночь закрытые автомобили
И дворников будили по ночам.

Давил на кнопку, не стесняясь, палец,
И вдруг по нервам прыгала волна…
Звонок урчал… И дети просыпались,
И вскрикивали женщины со сна…

Репрессии в Советском Союзе не утихали даже в военные годы: это называли "решительной борьбой с агентурой врага в тылу и всякого рода пораженческими элементами". Берия докладывал Сталину: "За 1943 год войсками НКВД по охране тыла… задержано для проверки 931 549 человек… Из общего количества задержанных разоблачено и арестовано 80 296 человек (агентура, изменники, предатели, каратели, дезертиры, мародеры и прочий преступный элемент)…"

Расстреливали или осуждали на длительные сроки "пораженцев" и сеятелей паники; отправляли в лагеря за "антисоветские разговоры" и "распространение ложных слухов", за самовольный уход с работы и обнаруженный в доме радиоприемник, которые не сдали по распоряжению властей, даже за восхваление американской техники, поступавшей из-за океана. Солдат и офицеров, вышедших из окружения, отправляли в фильтрационные лагеря для проверки, а затем посылали на фронт или в места заключений как изменников родины.

По данным российских военных историков, в немецком плену оказалось 4,5 миллиона бойцов и командиров Красной армии, многие из которых погибли. После войны вернулись в Советский Союз 1,8 миллиона бывших военнопленых, а также 2,6 миллиона мужчин и женщин, угнанных на принудительные работы в Германию. Среди них насчитали 11 428 евреев, сумевших скрыть свою национальность и избежать неминуемого уничтожения; обычно они выдавали себя за татар, узбеков, азербайджанцев, так как у мусульман принято делать обрезание.

В мае 1945 года, сразу после победы, последовала директива Сталина: "Военным Советам фронтов сформировать в тыловых районах лагеря для размещения и содержания бывших военнопленных и репатриируемых советских граждан на 10 000 человек каждый лагерь…" Создали десятки лагерей, где военных и гражданских лиц проверяли сотрудники НКВД, НКГБ и контрразведки "Смерш" ("Смерть шпионам"). Не избежали проверки и подростки 12–16 лет, которых немцы – по мнению сотрудников НКГБ – могли завербовать в годы оккупации для проведения шпионажа и диверсий.

Из воспоминаний бывшего военнопленного (1945 год):

"Впереди мост через Эльбу… Через мост как бесконечная змея медленно ползет колонна сгорбившихся разношерстно одетых людей. Здесь и мужчины в обносках чуть не всех армий мира, и женщины в женском и в мужских кителях, и мальчишки… Эта змея-колонна очень плотная и чем-то напоминает густую патоку, вытекающую из огромной бутылки.

Сразу же за мостом колонна обрамляется неизвестно откуда взявшимися автоматчиками, которые идут цепочками сбоку...

А вот и первое приветствие Родины:

– Изменники! По лагерям сгноим.

Неужели это кричит тот самый майор, приезжавший уговаривать нас вернуться домой? Нет, это только обозный солдат, стоящий на повозке… Скорее всего, он большой патриот и повторяет слова, внушенные ему пропагандой…"

Запись в анкете "военнопленный" оставалась клеймом на долгие годы, обвинением в трусости, предательстве, в измене родине (лишь в конце 20 века вышел указ о полной реабилитации побывавших в немецком плену, но мало кто из них дожил до этого дня).

А. Солженицын (из книги "Архипелаг ГУЛАГ"): "Горше и круче судили тех, кто побывал в Европе, хотя бы и "остовским" ("восточным") рабом, потому что он видел кусочек европейской жизни и мог рассказывать о ней… Рассказать же, что в Европе вовсе плохо, совсем жить нельзя, – не каждый умел".

3

Парад победы, 24 июня 1945 года (Григорий Браиловский, свидетельство участника парада):

"К торжественному маршу… первый батальон прямо…" От Исторического музея до мавзолея – метров сто, и мы, выравнивая шеренги, уже смотрим на н е г о. Рядом с ним привычное окружение соратников, но мы видим только е г о, величайшего полководца всех времен и народов, своего верховного главнокомандующего, главного творца нашей победы...

А всего за час до этого нас, сдавших свой главный экзамен на преданность ему в боях, снова проверяли… приказав обыскать друг друга. Кто-то шарил по карманам нашего знаменосца, трижды Героя Советского Союза Покрышкина и его ассистентов, дважды Героев Лавриненкова и Алелюхина. Поочередно щупали друг друга в поисках запрятанного пистолета такие потенциальные террористы, как Герои СССР подполковник Субботин и капитан Старченко…

В тот торжественный час не могло прийти в голову Васе Макарову, вчерашнему командиру полка, что скоро его внезапно снимут с занятий и отправят в застенок. Даже в дурном сне не могло привидеться полковнику Андрианову, светлой голове, что… его схватят как японского шпиона..."

"Кто из нас, захлебывавшихся в криках "ура" на параде победы, знал тогда о ее цене? О том, к примеру, что… множество уцелевших в нацистских лагерях попадут после освобождения в сталинские?.."

Из воспоминаний первых послевоенных лет: "Кенгир – 500 километров к северу от Караганды. 6000 заключенных… осужденных за "контрреволюцию", за "измену родине", "шпионаж", "диверсию", "террор", "содействие мировой буржуазии"… "СОЭ" ("социально-опасный элемент"), за антисоветский анекдот, знакомство с иностранцами и "преклонение перед Западом". Лагерь со строгим тюремным режимом…"

Разветвленная сеть карательных органов проводила по всей стране слежку и обыски, аресты и следствия, на которых из арестованных "выбивали" необходимые признания. Во многих случаях дело не доходило до судебного расследования, – сколько бы понадобилось судей и прокуроров для осуждения сотен тысяч арестованных? Приговоры выносило "Особое совещание" (ОСО) из трех человек; они утверждали назначенную заранее меру наказания – расстрел или заключение на долгие сроки (в мае 1947 года, к примеру, сотрудники ОСО вынесли за один день приговоры на 575 обвиняемых).

В 1947 году отменили смертную казнь, взамен которой стали осуждать на 25 лет лагерей. Даже за принадлежность к религиозной общине баптистов осуждали на 25 лет лагерей: это расценивалось как участие в нелегальной антисоветской организации, за что полагалось самое суровое наказание. Москва призвала другие страны отменить чрезвычайную меру наказания, однако в январе 1950 года – "ввиду поступивших заявлений от национальных республик, от профсоюзов, а также от деятелей культуры" – в Уголовный кодекс возвратили применение смертной казни "к изменникам родины, шпионам, подрывникам-диверсантам".

После войны советские войска вели в западных районах страны борьбу с партизанскими движениями поляков, украинцев, латышей, литовцев и эстонцев; взятых в плен расстреливали или отправляли в лагеря, а их семьи высылали в отдаленные районы страны. Не доверяли гражданам городов и деревень, захваченных немцами; при поступлении на работу или учебу следовало заполнить анкету, в которой был пункт: "Находились ли вы или ваши родственники на временно оккупированной территории?"; фальшивая запись в анкете считалась уголовным преступлением.

Выжившие евреи опасались рассказывать, что они были в гетто, потому что там приходилось работать на немцев – строить, ремонтировать автомобили, копать окопы. Их допрашивали следователи: "Как же вы остались живы? Не сотрудничали ли вы с оккупантами?", и бывшим узникам гетто приходилось доказывать, что они не были изменниками.

4

Ценой колоссальных усилий увеличивали в стране производство стали, чугуна, цемента, угля и нефти; получив очередное правительственное задание, министры нередко обращались к Л. Берия – прислать дополнительное количество заключенных, чтобы уложиться в запланированные сроки.

В начале 1947 года министр строительства предприятий топливной промышленности просил в письме: "Товарищу Берия Л. П. Для развертывания строительства прошу организовать еще лагерь на 5 тысяч человек, выделить 30 000 метров брезента для пошива палаток и 50 тонн колючей проволоки". Чтобы ускорить строительство "спецобъекта" по атомному проекту, количество заключенных на тех работах увеличили до 37 000 человек.

Осужденных посылали обычно в труднодоступные и неосвоенные районы Севера и Востока с суровым климатом, где не хватало людей, приехавших туда по собственному желанию. За пайку хлеба и миску баланды заключенные строили заводы и города, возводили плотины, прокладывали дороги, добывали уголь, золото, медь, никель, уран, заготавливали древесину, строили в Москве высотные здания – голодные, бесправные, умиравшие от истощения, болезней, тяжелого физического труда.

Стране требовалась дешевая рабочая сила; повсюду шли аресты для пополнения состава лагерей, но даже карательные органы не могли поставить нужного количества заключенных. В начале 1947 года министр внутренних дел докладывал: "Потребность строек во втором квартале – дополнительно 400 тысяч человек. Необходимо выделить Дальстрою – 50 тысяч человек, БАМу – 60 тысяч, спецстрою – 50 тысяч, лесным лагерям – 50 тысяч, Воркуте-Ухте-Норильску – 40 тысяч и на покрытие убыли – 100 тысяч человек. Прошу дополнительных обязательств по поставке рабочей силы на МВД СССР в ближайшее время не возлагать".

С лета 1947 года начали беспощадно наказывать "за хищение государственного и общественного имущества". Напомним: это был голодный год во время небывалой засухи; чтобы накормить умирающих детей, крестьянки (в основном, вдовы погибших солдат) выкапывали на колхозных полях картошку и свеклу, после уборки урожая собирали хлебные колоски.

В Курской области, не оправившейся еще от разрухи военных лет, приговорили к 5 годам заключения вдову, мать двоих детей – за кражу в колхозе нескольких клубней свеклы и 600 граммов ржаных колосьев. Двух колхозниц осудили на 5 лет за присвоение 4 килограммов картошки, которую они же сажали, окучивали, выпалывали сорняки. Из приговора суда о хищении 2 килограммов 100 граммов зерна: "Подсудимая Филатова виновной себя признала полностью и суду пояснила… что ей нечего было кушать. Суд эти доводы считает неосновательными, а преступление доказанным",

В конце 1947 года Сталин приказал создать лагеря самого строгого режима на 180 000 особо опасных государственных преступников, "оставшихся на воле троцкистов", а также "террористов, меньшевиков, эсеров, националистов…" Эти лагеря быстро переполнились; министр внутренних дел попросил вождя "увеличить емкость… до 250 000 заключенных", на что и получил разрешение.

С 1948 года начали репрессировать "повторников" – тех, кому удалось выжить в заключении и выйти на свободу; их заново отправляли в лагеря на основании прежних обвинений. В СССР процветали доносы и всеобщая подозрительность; один из секретарей ЦК партии провозгласил в те годы: "Бдительность должна стать необходимым качеством советских людей. Она должна являться, если хотите, национальной чертой, заложенной в характере русского советского человека".

Современник свидетельствовал: "Репрессии 1937 года мы еще пытались объяснить тем, что поколение, родившееся до революции, могло чего-то недопонимать, в чем-то быть несогласным с властью. Но мы-то появились на свет при советской власти, мы воевали за нее и спасли ее! В сознании не укладывалось…" В 1949 году арестовали в Воронеже участников нелегальной "Коммунистической партии молодежи"; это были, в основном, школьники, которых обвинили в намерении "захватить политическую власть в СССР".

Диктатор мог оставаться у власти только при наличии карательных органов, проникавших во все слои общества с помощью секретных осведомителей. В стране насаждали и поддерживали страх многочисленными репрессиями, которые не поддавались логическому объяснению; достаточно было неосторожной фразы, рассказанного или услышанного анекдота в присутствии соседа, сослуживца, случайного знакомого. Кто мог почувствовать себя в полной безопасности или отсидеться в неприметной нише? Страх был повсеместным, у большинства – бессознательным; страх в сочетании с массовой пропагандой определял мысли и поступки людей, которые даже не догадывались об этом.

Н. Мандельштам (из книги "Воспоминания"):

"Все мы принадлежали к кругу, который походя уничтожался. Удивительно не то, что многие из нас побывали или погибли в лагерях, а то, что кое-кто уцелел. Осторожность не помогала. Помогала только случайность…

Террор – это устрашение. Чтобы погрузить страну в состояние непрерывного страха, нужно довести количество жертв до астрономической цифры и на каждой лестнице очистить несколько квартир. Остальные жильцы дома, улицы, города, где прошла метла, будут до конца жизни образцовыми гражданами. Не следует только забывать новых поколений, которые не верят своим отцам, и планомерно возобновлять чистку.

Сталин прожил долгую жизнь и следил, чтобы волны террора время от времени увеличивали силу и размах".

5

В первые послевоенные годы появились подпольные молодежные объединения, участники которых изучали произведения Маркса и Энгельса, спорили о методах борьбы с политикой Кремля, искажавшей марксистское учение, составляли программы, манифесты, листовки, выпускали рукописные журналы, уходили в лагеря на долгие сроки – в этом демократическом движении участвовали и евреи Советского Союза.

В 1946 году пятнадцатилетний Александр Воронель и группа подростков (все, кроме одного, евреи) создали в Харькове кружок и распространяли листовки, возмущаясь нарушениями принципов марксизма-ленинизма. А. Воронель, из воспоминаний:

"Мы все были марксистами, не зная ничего иного…

Нам приходилось видеть опухших от голода людей. Оборванные инвалиды на базаре истошно пели песни, просили милостыню и обжуливали народ в карты и в "веревочку". В темных переулках убивали за пиджак. В "особторгах" и коммерческих магазинах витрины ломились от икры, колбас, сыров и прочего… Конечно, это не согласовывалось с Лениным, ни тем более с Марксом… Обнаружив такое расхождение, мы не сомневались ни минуты, что должны бороться, и задумывались только о формах этой борьбы…

Нас было семь мальчиков и одна девочка... Нам удалось написать печатными буквами и расклеить к праздникам до сотни листовок, которые мы помещали возле хлебных магазинов (где скапливались по утрам громадные очереди) и на портретах передовиков, развешанных по сторонам улиц. Иногда, рано утром, мы приходили в эти очереди и прислушивались к реакции толпы. Реакция была сочувственная.

Тем более удивился я позднее, когда увидел у следователя все наши листовки, аккуратно подшитые и пронумерованные. Было похоже, что ни одна не пропала. Принесены они были в КГБ добровольными доброжелателями, лояльными гражданами…"

Подросткам из Харькова повезло: им заменили наказание на условное и освободили; в последующие годы такое уже, очевидно, не случалось. В 1948 году арестовали в Тбилиси участников подпольной группы "Молодая Грузия"; вместе с ними осудили за "недонесение" еврея А. Цыбулевского и отправили в лагерь на 10 лет.

В первые послевоенные годы в Москве возник "Союз борьбы за дело революции". Его участники – школьники старших классов и студенты – изучали труды Маркса, Ленина и Троцкого, обвиняли сталинскую диктатуру в "обмане и насилии над мыслями", критиковали взяточничество и казнокрадство, "насквозь проевшие весь государственный аппарат", изготавливали листовки. Следствие признало "Союз борьбы" "еврейской молодежной террористической организацией", готовившей покушение на члена Политбюро Г. Маленкова. В феврале 1952 года суд приговорил Е. Гуревича, Б. Слуцкого и В. Фурмана к расстрелу, десять человек – к 25 годам заключения, троих – к 10 годам. (В 1989 году приговор отменили за отсутствием состава преступления.)

В 1950 году пять старшеклассников города Ленинск-Кузнецкий Кемеровской области выпустили единственную листовку: "Слушай, рабочий! Разве мы живем сейчас той жизнью, за которую боролись и умирали наши деды, отцы и братья?.." Их приговорили к 8 и 10 годам заключения; среди осужденных оказались М. Бакст и В. Рейхтман.

Пять московских студентов, участников группы В. Гершуни, написали текст листовки: "Наше правительство скомпрометировало себя…" Их отправили в заключение на долгие сроки; в лагере Гершуни ("почти еще мальчик, взятый с первого курса… черноглазый, с матово-бледным заостренным лицом") закричал охраннику: "Не смейте звать нас контрреволюционерами! Это уже прошло. Сейчас мы опять ре-во-лю-ционеры! Только против советской власти!" (Впоследствии Владимир Гершуни помогал А. Солженицину в сборе материалов для книги "Архипелаг ГУЛАГ", в 1969 году его поместили в психбольницу на принудительное лечение.)

"Пустых тюрем у нас не бывало никогда, – отметил Солженицын, – а бывали либо полные, либо чрезмерно переполненные".

6

Первый крупный послевоенный процесс состоялся в 1946 году. На скамье подсудимых оказались бывший нарком авиационной промышленности А. Шахурин, главный маршал авиации А. Новиков и другие. Приговор гласил: "Подсудимые протаскивали на вооружение ВВС заведомо бракованные самолеты и моторы… что приводило к большому количеству аварий и катастроф в строевых частях ВВС, гибели летчиков…" Их осудили на сроки до 7 лет, однако столь "мягкие" приговоры более не повторялись.

В 1949 году арестовали около тридцати ведущих геологов страны и осудили на сроки до 25 лет – за преднамеренное сокрытие урана и другого стратегического сырья в Красноярском крае; среди "геологов-вредителей" были и евреи, разделившие общую судьбу. В тюрьме и лагерях погибли геологи – академик И. Григорьев, М. Гуревич, Я. Роом, Л. Шаманский, Я. Эдельштейн (было ему тогда 83 года).

В 1949 году вывели из состава Политбюро Н. Вознесенского – первого заместителя председателя Совета министров СССР и председателя Госплана. Это послужило началом "ленинградского дела"; арестованных обвинили в создании в Ленинграде оппозиционного блока, чтобы расколоть партию, а также в связях с английской разведкой. Н. Хрущев: "Сталину немного было нужно при его болезненной подозрительности… Начались аресты… Выдумали ленинградское заговорщическое гнездо, которое, дескать, преследовало какие-то антисоветские цели…"

Суд состоялся в сентябре 1950 года. К тому времени уже действовал указ о смертной казни, и обвиняемых расстреляли через час после оглашения приговора (среди них оказались Н. Вознесенский, секретарь ЦК партии А. Кузнецов, председатель Совета министров РСФСР М. Родионов). Судебные процессы по этому делу продолжались два года, расстреляли и отправили в лагеря сотни партийных и советских работников из разных городов.

В 1951 году в Грузии возникло "дело о мингрельской националистической группе"; в тюрьму попали мингрелы – руководители республики по обвинению во взяточничестве, национализме и шпионаже. Готовили материал на Л. Берия, "большого мингрела"; из Грузии даже сообщили, будто он скрывал свое еврейское происхождение, но Берия сумел сохранить расположение Сталина.

С. Аллилуева (дочь Сталина):

"Отец был подвластен железной, догматической логике: сказав А, надо сказать Б, В и всё остальное. Согласившись однажды, что N – враг, дальше уже необходимо было признать, что так это и есть… Снова поверить, что N не враг, а честный человек, было для него психологически невозможно…

Он всюду видел врагов. Это было уже патологией, это была мания преследования – от опустошения, от одиночества. "У тебя тоже бывают антисоветские высказывания", – сказал он мне совершенно серьезно и зло. Я не стала ни возражать, ни спрашивать, откуда такие сведения…"

7

Ю. Марголин, узник ГУЛАГа, из книги "Путешествие в страну Зэ-ка" (написана в Тель-Авиве в 1947 году):

"Ежедневно на рассвете – летом в пятом часу утра, а зимой в шесть – гудит сигнал подъема на работу в тысячах советских лагерей, раскиданных на необъятном пространстве от Ледовитого океана до китайской границы, от Балтийского моря до Тихого океана. Дрожь проходит по громаде человеческих тел. В эту минуту просыпаются близкие и дорогие мне люди, которых я, вероятно, никогда уже больше не увижу. Подымаются миллионы людей, оторванных от мира так, как если бы они жили на другой планете.

Меня давно уже нет с ними… Я живу в прекрасном городе на берегу Средиземного моря. Я могу спать поздно, меня не проверяют утром и вечером, и на столе моем довольно пищи. Но каждое утро в пять часов я открываю глаза и переживаю острое мгновение испуга. Это привычка пяти лагерных лет. Каждое утро звучит в моих ушах сигнал с того света:

– Подъем!

Читатель… не сделай ошибки и не спутай советские лагеря с гитлеровскими. Не оправдывай советские лагеря тем, что Освенцим, Майданек и Треблинка были хуже. Помни, что гитлеровских фабрик смерти уже нет, они прошли, как злой сон… а Круглица и Котлас функционируют по-прежнему, и люди погибают там сегодня так же, как погибали пять или десять лет тому назад. Напряги свой слух, и ты услышишь то, что слышу я каждое утро на рассвете, издалека:

– Подъем!..

В оправдание совершаемого массового убийства сошлются на историческую необходимость: нельзя иначе построить коммунизм в данных условиях. Это – аргумент выродков…"

Хелла Рабинович (из свидетельства 1994 года):

"Оглядываясь на прожитые годы, вспоминаю старую еврейскую песню, которую по-русски можно назвать так: "Знаете ли вы, кто я?"… Родилась в Польше, выросла в Германии, прожила 43 года в Советской России, сейчас живу в Израиле. Так кто же я?..

В 1933 году я бежала от Гитлера в Советский Союз. В 1937-м в Москве, на знаменитой Лубянке, меня допрашивали четверо суток под ярким светом лампы: "Говори, кто тебя завербовал?.." Втолкнули в камеру, рассчитанную на 20 арестантов, где копошились во мгле 150 полуголых женщин; после четырех месяцев пребывания в этом аду мне объявили приговор: "10 лет заключения за контрреволюционную деятельность".

Находилась несколько месяцев в распределительном лагере Мариинска, где люди умирали как мухи от тифа и недоедания. Затем девять голодных лет заключения – работала на швейной фабрике за жидкую похлебку и скудную пайку хлеба. Пережила и второй арест, по "старому делу". Снова этапы, пересылки, девять лет ссылки в Красноярском крае.

Если говорить о моих профессиях, то одним я научилась добровольно, другим меня заставила научиться жизнь. Училась театральному искусству и играла в трех театрах в Берлине. В Москве до ареста расшифровывала рукописи Маркса, Энгельса и Карла Либкнехта. В сибирском лагере научилась шить бушлаты для заключенных и брюки для фронтовиков.

После первого освобождения работала грузчиком на торфяных разработках, затем – поваром, лаборанткой и экспедитором по заготовке бревен. Во время ссылки в Красноярский край чистила снег на Енисее в трескучий мороз; там же пришлось работать прачкой и гладильщицей. Работала и в МТС, в совхозе, штукатурила на стройке.

Умею сажать и полоть, копать картошку, выращивать поросят и цыплят, доить коров и коз. А после реабилитации, уже в Москве, печатала под диктовку и проводила лечебную гимнастику с астматиками. В Израиле печатала, корректировала, редактировала, ухаживала за старой женщиной, читала вслух для слепого ученого…

В старой еврейской песне спрашивается: "Знаете ли вы, кто я?" Я тоже спрашиваю: скажите, люди, кто же я?.."


Из воспоминаний военных лет:

"Зайцева (начальница женского лагеря на Колыме) старалась, чтобы лагерь выглядел красиво, и велела повсюду развесить лозунги. У входа в лагерь был укреплен лозунг со словами: "Добро пожаловать!" На здании кухни висел лозунг "Кто не работает, тот не ест". А в центре лагеря – "Бдительность, бдительность и еще раз бдительность – враг не дремлет, он таится повсюду (И. Сталин)".

"Осень и зима 1941–1942 годов были страшными. Голод‚ мороз‚ доходящий до пятидесяти градусов‚ груды замерзших трупов‚ сваленных на лагерном дворе... Наивысшая смертность была среди украинцев‚ буковинских и бессарабских молдаван и среди кавказцев; русские‚ финны и китайцы оказались более живучими..."

Исследователи определили: "За всю историю ГУЛАГа именно на 1941–1945 годы приходилась наибольшая смертность заключенных… В общей сложности в 1941–1945 годах в лагерях и колониях ГУЛАГа и в тюрьмах умерло около 1 миллиона заключенных".

***

Генерал-лейтенант НКВД П. Судоплатов (из воспоминаний про 1947 год): "Я помню устное указание… заместителя министра госбезопасности по кадрам не принимать евреев на офицерские должности в органы безопасности". К 1 января 1953 года в МВД Украины числилось 21 081 украинец (59,3%), 11 753 русских (33%), 1521 еврей (4,3%). В органах безопасности Харьковской области на 895 сотрудников приходилось 14 евреев.

В 1951 году в Закарпатском управлении МГБ было 7 евреев на 396 работников, а также "7 человек, имеющих жен еврейской национальности". "Сокрытие национальности" служило поводом к немедленному увольнению.

***

Из "Отечественных архивов" (1992 год): "По сообщению начальника ГУЛАГа… на начало 1946 года емкость гулаговской системы составляла 1,3 млн. человек… на которой содержалось 1,5 млн. заключенных, да еще планировалось новое строительство на 177 104 места для размещения "сверхлимитного и вновь завозимого контингента…" – "Потоки заключенных после войны росли, росла и емкость лагерей… Число заключенных в стране… в 1950 году составляло 2,6 млн. человек…"

Из заключения комиссии Политбюро ЦК КПСС (1989 год): "Инициатором и организатором массовых арестов, расстрелов без суда и следствия, депортации сотен тысяч людей был Сталин… Непосредственную ответственность за репрессии и беззаконие, кроме Сталина, несут Молотов, Каганович, Берия, Ворошилов, Жданов, Маленков, Микоян, Хрущев, Булганин, Андреев, С. Косиор, Суслов…"

***

Н. Мандельштам:

"Судьба евреев замечательна тем‚ что они не только разделяют участь своего народа‚ но несут еще вдобавок все несчастья того народа‚ на чьей земле они раскинули палатки. Даже еврей‚ публично отказывающийся от своего еврейства‚ попадает наравне с другими в газовую печь‚ и он же отправляется на Колыму с чужим племенем‚ на языке которого он говорит. Мандельштам‚ еврей и русский поэт‚ платил и платит до сих пор по двойным‚ а то и тройным счетам...

Все судьбы в наш век многогранны‚ и мне приходит в голову‚ что всякий настоящий интеллигент всегда немножко еврей‚ потому что платит по тройным счетам..."


назад ~ ОГЛАВЛЕНИЕ ~ далее