ОЧЕРК ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТОЙ

Ликвидация гетто на территории СССР

1

Скульптор Эльмар Ривош, из дневника (гетто Риги):

"Улица залита кровью, белый снег за ночь стал серым с красными разводами. Трупы – старики, женщины, дети! Помятые колясочки, детские санки, сумочки, перчатки и галоши, мешочки с продовольствием, бутылочка с соской – в ней замерзшая овсянка, детский ботик. Трупы еще теплые и мягкие, лица залиты кровью, глаза открыты.

Мы должны доставить трупы на кладбище… и идем теперь копать могилы. Роем яму у сожженной кладбищенской синагоги… К нам подходит полицейский и предупреждает‚ чтобы теперь никто не выходил с кладбища и не подходил к ограде. Оказывается, что некоторые крайние улицы не успели за ночь очистить и сейчас проведут последнюю колонну…

Ждать не долго‚ раздаются знакомые окрики. Над оградой появляются головы и плечи конных стражников‚ за оградой – шарканье многих ног. Железные ворота кладбища не достигают до земли на двадцать пять – тридцать сантиметров. Стоя в яме‚ можно видеть бесконечное количество ног. Ноги движутся осторожно‚ мелкими шажками‚ точно боясь подскользнуться. Все женские‚ иногда мелькают маленькие‚ детские ножки; кто-то ощупывает дорогу палкой... Ноги жертв и головы всадников. Как много они говорят, как ужасны эти ноги‚ сколько наглости и удовлетворения в этих головах и плечах! У нас нет оружия‚ есть только ненависть и жажда мести – этим горю не поможешь. За оградой удивительная тишина‚ изредка слышится детский плач или окрик погонщиков. Ног больше не видно‚ всадники медленно удаляются...

Солнце всё ниже. Надо торопиться с работой. Ямы быстро засыпаются мерзлым песком. Вырастает большой светло-желтый бугор… И вот как бы по молчаливому уговору сорок–пятьдесят евреев становятся полукругом у могилы‚ лицом к востоку. Вперед выходят те‚ кто только что похоронил своих матерей и отцов. Я не молюсь – не умею‚ но стою‚ как завороженный‚ не ощущая тела‚ только сердце готово выскочить из груди‚ по затылку ползут мурашки..."

2

В зимние месяцы 1942 года истребление евреев "замедлилось"; причиной тому были сильные морозы, и из Белоруссии докладывали в январе того года: "Полная ликвидация в настоящее время невозможна, так как земля сильно промерзла, чтобы можно было выкопать ямы, которые станут затем могилами для евреев". С весны карательные акции возобновились в полном объеме, и очевидец свидетельствовал (Пирятин, Украина): "Я видел, как они убивали. В пять часов дня скомандовали: "Засыпать ямы!" А из ям раздавались крики, стоны. Под землей люди еще шевелились. Вдруг я вижу – из-под земли поднимается мой сосед Рудерман… Он кричал: "Добей меня!.." Из-под тела женщины выполз мальчик лет пяти и отчаянно закричал: "Маменька!" Больше я ничего не видел – упал без сознания…"

Летом 1942 года германское командование уже докладывало: "За последние десять недель мы ликвидировали в Белоруссии около 55 000 евреев. На территории Минского района евреи полностью устранены без какой-либо угрозы для экономической деятельности…" Из воспоминаний: "Теперь на улицах местечка были одни женщины. Они бродили, как тени. Лица желты, глаза потухли. Счет времени велся по промежуткам между одной и другой резней в окрестных местечках. Отсюда делали вывод, сколько дней оставалось им жить…"

В районе Бронной Горы под Брестом выкопали гигантские рвы‚ самый большой из них – длиной 63 метра‚ шириной до 7 метров‚ глубиной 4 метра. С июня 1942 года начались акции массового уничтожения‚ и вскоре гетто Бреста перестало существовать. Уцелело не более пятнадцати человек: "Мы были почти раздеты и мучились два года в погребах‚ на чердаках‚ в сараях‚ в самые сильные морозы оставаясь на улице. Если не замерзли‚ то это чудо. По полгода не раздевались, не видели вареной пищи. Если бы такая жизнь протянулась еще две недели‚ мы бы не выдержали..."

В июле 1942 года ликвидировали гетто Смоленска, уничтожив до 2000 человек. Во время акции особенно отличился полицейский Т. Тищенко – в местной газете "Новый путь" напечатали о нем хвалебную статью под названием " Образцовый страж порядка". В те же дни газета на латышском языке сообщила о событии в Даугавпилсе: "28 июля в городе был на редкость праздничный день, потому что именно в этот день Даугавпилс раз и навсегда освободился от предателей народа – последних остатков жидов. Вычистить до последнего 14 000 жидов… это действительно труд, достойный восхищения".

Генерал-комиссар Белоруссии докладывал начальству летом 1942 года: "Командование армейской тыловой зоны, превысив свои полномочия, вмешалось в наши приготовления к ликвидации евреев в Глубоком. Без согласования со мной оно ликвидировало 10 000 евреев, систематическое устранение которых, безусловно, планировалось и нами..."

"Там‚ где мы с тобой росли‚ учились‚ любили, – трава‚ а близкие в земле. Нет больше Екатеринополя‚ осталась только девочка Соня... Чудом она спаслась, немцы трижды вели ее на казнь... Осенью 1942 года расстреляли всех – из Екатеринополя, Шполы, Звенигородки… Я ходил среди развалин, искал людей, но никого не нашел, все расстреляны…"

Роман Кравченко об однокласснице Фейге (из дневника украинского подростка, город Кременец, 1942 год):

" Сегодня они увезли Ф. Не могу передать свои чувства. Очень тяжело, стыдно. Потому что есть люди, которые смотрят на это безразлично или со злорадством: "Что, ему жалко евреев? Какой идиот!"

Чем Ф. хуже вас? Она намного лучше вас, каждого из вас, лучше во всем! Она была единственной девушкой, с которой я мог быть всегда откровенен. Как прекрасно иметь друга, который понимает тебя и чувствует то же, что и ты. Она была хорошей и храброй девушкой. Когда ее увозили, она стояла с гордо поднятой головой. Это было полчаса назад… Я уверен, что и умирая она не опустит голову.

Ф., знай, что я помню о тебе, я не забуду тебя и наступит день, когда я отомщу! Моя "первая любовь", оставившая самые чистые воспоминания. Она была моим идеалом. Последний привет от Ромки!"

3

В конце октября 1942 года Гиммлер издал приказ: " несмотря на соображения экономического характера, немедленно ликвидировать гетто Пинска", которое "является центральной базой бандитского движения в болотах Припяти". В последние дни существования гетто доктор Эльханан Айнбиндер написал прощальное письмо родителям: "Пусть Бог смилуется над народом Израиля и над нами. Будьте здоровы и крепки, мои дорогие, горячо любимые родители. За всё, что вы сделали, за ваше хорошее воспитание и за то, что посвятили нам свою жизнь, самая большая благодарность. Желаю вам хорошей старости…"

"Когда фашисты приступили к ликвидации пинского гетто, Шая вместе с женой и четырехлетним сыном спрятался за фальшивой стеной чердака. Чтобы спасти семью, он оставил внизу своего грудного ребенка; младенец своим плачем мог выдать их укрытие. Жена Шаи не соглашалась с таким решением, но он силой забрал ее на чердак. Вокруг гремели выстрелы, доносились крики и стоны людей, но на протяжении четырех дней они слышали лишь плач своего ребенка…" – "Вскоре семью начала мучить жажда… В одну из ночей Шая решил пойти за водой. Подтолкнули его на это слова сына, который сказал: "Когда немцы придут, чтобы нас убить, я попрошу у них попить воды…"

Командир роты полицейского полка докладывал из Пинска: "В первый день казнили около 10 000 человек… 30 октября гетто прочесали во второй раз, 31 октября – в третий и 1 ноября в четвертый раз. Всего к месту сбора пригнали около 15 000 евреев. Больных и детей, оставленных в домах, казнили в гетто, во дворах…" Кое-кому удалось вырваться за ограждение и уйти в леса; их выдавало местное население, и лишь немногие сумели добраться до партизанских отрядов.

Из рекомендаций немецкой полиции: "Многие прячутся в подполах. Такие места следует взламывать снаружи, посылать туда служебных собак (в Пинске замечательно оправдала себя при этом служебная собака Аста) или забросить в подпол ручную гранату…" – " Рекомендуется привлекать малолетних к указанию укрытий, обещая им за это жизнь…"

С ноября 1942 года, в течение нескольких месяцев, вывезли в Треблинку и Освенцим более 30 000 евреев Гродно и окрестностей, после чего в городе появилось объявление: "Свободен от евреев". Анатолий Ванукевич: "Без воды и пищи, в до предела переполненных вагонах, со скоростью пассажирского поезда мчались мы из Гродно… в Освенцим… Ночью на перегоне между Лодзью и Краковом меня на ходу поезда выбросили через окошко. Я хорошо помню слова родителей: "Живи, Толя, живи", их поцелуи и слезы, оборвавшиеся внезапно. Я оказался в снегу под откосом…"

Летом 1943 года были ликвидированы гетто во Львове, Тернополе, Дрогобыче и в других городах Восточной Галиции. Сохранилось письмо неизвестной женщины, найденное в ее платье: "Так убого, так безжалостно мы должны погибнуть… Верите ли вы, что мы хотим такого конца, хотим так умереть? Нет! Нет, мы не хотим! Несмотря на всё, что пережили… Нелегко расставаться навсегда. Прощайте. Прощайте…"

Из воспоминаний советского военнопленного (Латвия):

"Ежедневно в огромный Саласпилский концентрационный лагерь прибывали по два-три эшелона с евреями из Франции, Бельгии, Германии и других стран. Их выводили из битком набитых товарных вагонов и тут же убивали. Мужчин, женщин, детей, старух, всех подряд. Сначала совсем открыто… возле полотна железной дороги, на глазах пассажиров замедлявших ход поездов. Однажды это пришлось мне увидеть собственными глазами…

Светало, хотя еще лежали сумерки. День был сырой, пасмурный… Шагах в пятидесяти от полотна на краю длинного рва стояла шеренга людей в штатском. У самого полотна густой цепью спиной к нам сгрудились автоматчики. Не те буйные веселые фронтовики – дети Марса, а темно-серые, в низко надвинутых, мокрых от промозглой измороси касках – бездушные истуканы. Казалось, это даже не люди, а созданные людьми роботы, вышедшие из-под контроля и их же пришедшие убивать...

Раздались автоматные очереди, и люди у рва стали беспорядочно валиться вперед, в ров и в стороны. Один, махая руками, закрутился на месте, другого согнуло пополам. Рядом в купе пронзительно закричала девушка…

Смерть видел я и на войне, и в лагере, но здесь было совсем другое. Здесь потрясала именно холодно безличная фабричность убийства. И это наглое выставление напоказ…"

4

Лиля Герц, гетто Львова:

"Мы сидим в убежище. На улицах гетто идут убийства‚ слышны выстрелы немцев и крики убиваемых ими людей.

Убежище на чердаке. Оно состоит из двух частей‚ разделенных кирпичной перегородкой. Вход хорошо замаскирован.

Нас сорок человек. Душно. Воды мало.

Ночью немцы отдыхают‚ поэтому тихо до утра.

Около пяти часов начинают доходить звуки‚ словно кто-то раскачал колокол. Сначала тихие‚ просящие‚ одинокие звуки‚ а потом страшный крик‚ уносящийся куда-то вверх и заглушающий выстрелы. Это кричат те‚ кого убивают...

Слышны взрывы – это гранатами выгоняют людей из убежищ. За взрывами слышатся стоны и крики, возгласы немцев: " Леонард, гляди, я уложил ее одним выстрелом, а она ведь далеко стояла…"

С нашим маленьким Дзюней творится что-то невообразимое. Он много говорит и плачет. Снова обыскивают наш дом‚ обстукивают потолок‚ пол‚ стены.

– Расскажи мне сказку! Слышишь? А то я буду кричать‚ – говорит Дзюня...

Я начинаю шепотом рассказывать сказку‚ растягивая каждое слово‚ лишь бы как можно дольше удержать внимание ребенка.

– Знаешь‚ Дзюня‚ – говорю я‚ – когда мы выйдем из убежища‚ придет папа, он купит тебе лошадку.

Дзюня отвечает мне‚ также растягивая слова:

– Всё ты врешь. Папа не придет‚ его убили гестаповцы...

Лицо у него горит. Он всё время пьет воду... вертится‚ вскрикивает при каждом звуке‚ доносящемся снаружи.

Мы в полном изнеможении от страха‚ голода и жажды.

К вечеру к нам в дом входят немцы. Они разговаривают громко‚ как обычно.

Вдруг Дзюня встает и смотрит по сторонам безумными глазами.

– Теперь‚ – говорит‚ – я буду так громко кричать‚ что они придут.

Мы зажимаем ему рот. Мать умоляет‚ целует его и плачет. Ничего не помогает. Он кусает ей руки‚ колотит ногами в живот.

Как велики были наши страдания‚ если даже маленький мальчик сошел с ума!

Он умер‚ и ночью мать выносит тельце бедного Дзюни‚ закапывает его в погребе..."

5

Германия проигрывала одно сражение за другим, немецкие войска отступали на запад, но система уничтожения работала безотказно, в ней были заняты тысячи солдат, которых можно было бы использовать на фронте. И вновь обострился спор между гражданской администрацией и руководителями СС, настаивавшими на скорейшем истреблении евреев. Рейхскомиссар Украины докладывал Гитлеру: "Я лишился 500 000 евреев, которых вынужден был уничтожить, так как евреи являются вредным элементом. Но… (теперь) у меня нет достаточного количества сапожников, чтобы починить обувь наших работников. С тех пор как ликвидированы евреи, я не могу найти им замены".

Экономисты рекомендовали отложить "окончательное решение еврейского вопроса", однако расовая идеология нацистов и пожелания фюрера не подлежали обсуждению – евреев отправляли на "особую обработку" вопреки экономической выгоде. В июле 1943 года Гиммлер приказал ликвидировать все гетто на территории "Остланд"; одних расстреливали на месте‚ других – трудоспособных мужчин и женщин – заключали в концентрационные лагеря, которые находились в ведении СС.

Григорий Шур записывал в дневнике (гетто Вильнюса, июль 1943 года): "Напряжение достигло наивысшей степени. Казалось, уже начинается ликвидация. Люди потеряли голову. Ночью в гетто многие не раздевались и не спали, ожидая в смертельном страхе, что вот-вот ворвутся гестаповцы и литовские полицейские и начнется ужасный конец… Вечером стало известно, что гроза прошла стороной… Сообщили, что евреев виленского гетто решено не убивать. Эта радостная весть с быстротой молнии разнеслась по улочкам гетто… и наполнила сердца измученных страхом людей надеждой жизни, хоть тяжелой, почти кошмарной, но всё-таки жизни…"

Но то была лишь временная отсрочка. В сентябре началось окончательное уничтожение евреев Вильнюса: "Всем стало ясно, что наступил последний день их жизни. Большинство людей, уже измученных голодом и долгими бессонными ночами, было настолько истощено, что отнеслось к этому почти равнодушно: пусть уже будет, что будет, лишь бы скорее конец…"

К концу сентября гетто в Вильнюсе перестало существовать; оставшихся в живых отправили в лагеря Эстонии и Латвии. " Немецкие, литовские, украинские солдаты вывозили и вытаскивали обнаруженные в домах вещи… Квартиры были разгромлены, окна и двери открыты настежь, стекла выбиты. В покинутых домах горели лампы, зажженные людьми перед уходом, их некому было тушить… По опустевшим улицам гетто расхаживали полупьяные украинские солдаты и на музыкальных инструментах, украденных в уничтоженном еврейском театре, наигрывали веселые песенки…" На вокзале города вывесили плакат: "Вильнюс свободен от евреев".

В Вильнюсе еще оставались евреи со своими семьями для работы в автомобильных мастерских и на фабрике по изготовлению меховых изделий для немецкой армии. В марте 1944 года увезли на смерть их детей, а вскоре подошла очередь родителей.

Гетто в белорусском городе Лида прекратило существование в сентябре 1943 года: его жителей вывезли в Польшу, в лагерь уничтожения Собибор. В сентябре–октябре ликвидировали гетто в Минске: одних расстреляли за городом, других отправили в Собибор. Абрам Рубенчик (Минск): "У папы Исроэля и мамы Нахамы семья была многодетная: четверо девочек и трое мальчиков… Старшую сестру звали Ёха, потом я – Абрам, за мной Элька, Гесл, Хая, Ярухам и самая младшая Тайба. Пятеро братьев и сестер погибли в минском гетто. Остались только двое – Ёха и я…"

В декабре 1943 года ликвидировали гетто во Владимире-Волынском на Украине: за время его существования там было уничтожено более 20 000 человек. К тому времени еще оставались в живых остатки узников Яновского лагеря во Львове: " Пытки, истязания и расстрел немцы производили под музыку. Для этой цели они организовали специальный оркестр из заключенных… Композиторам предложили сочинить особую мелодию, которую назвали "Танго смерти", а незадолго до ликвидации лагеря расстреляли всех оркестрантов".

Рассказывали, что музыкантов Яновского лагеря выстроили в круг и убивали по одному, а ожидавшие своей очереди исполняли "Танго смерти". Последним был профессор Львовской консерватории скрипач Леон Стрикс. На прощание он запел по-немецки: "Вам завтра будет хуже, чем нам сегодня…" Его застрелили.

6

К ноябрю 1943 года трудоспособных обитателей рижского гетто перевели в рабочие лагеря в Латвии‚ где использовали на тяжелых работах: "Заключенная N 5007 – это я. Фамилия и имя здесь не существуют, есть только номер…" Перед подходом Красной армии остававшихся в живых отправили в концлагерь Штутгоф возле польского города Данцига, где содержали в чудовищных условиях.

"Первое, что мы увидели в Штутгофе, – горы обуви. Детские туфельки, кирзовые сапоги, ботинки, женские туфли, стоптанные башмаки стариков. И – пинетки новорожденных… Рядом с горой обуви – гора человеческих волос…"

"Женщины рыли окопы. Работали по пояс в воде. Спали на земле. Когда обмороженные руки и ноги начали гноиться, их вернули в лагерь (и уничтожили). Рыть окопы повезли других…"

"Одна женщина в Штутгофе не выдержала и бросилась на проволочную ограду под током. Это единственный способ покончить жизнь самоубийством. Но женщину только потрясло… Узнав об этом, надзирательница сильно избила несчастную. Орала, что никто не имеет права так поступать: "Жизнь принадлежит Господу Богу!.."

"Нам объявили: все должны выстроиться в одну шеренгу и по команде скакать на одной ноге… отставшие будут отправлены в крематорий. Одна девочка пыталась поддержать свою маму: "Держись, мамочка, прыгай, мамочка, не падай!.." Мама всё-таки упала…"

Трудовой лагерь Райняй в Литве (1944 год): "Не всем бежавшим удалось спастись. Матери с детьми бродили по лесам, теряли направление, замерзали. Весной в лесах было найдено немало трупов, мертвые женщины прижимали к себе мертвых детей…"

Из Каунаса отправляли в трудовые лагеря в Эстонию, где рабочий день длился четырнадцать часов. Мужчины и женщины корчевали там лес, работали в шахтах, прокладывали дороги, строили бункеры и укрепления; тысячи узников погибли от истощения, холода, непосильной работы и непрерывных избиений. "Бежать почти невозможно: кругом болота, овраги, непроходимые леса. Да и зоркая, беспощадная стража вокруг…" – "Одна из женщин попыталась бежать… Ее поймали, избили, заставили носить на груди плакат с надписью: "Ура! Ура! Я снова здесь!.."

Летом 1944 года, перед подходом советских войск, последних обитателей гетто Каунаса погрузили в вагоны: одних повезли в лагерь уничтожения Дахау, других – в Штутгоф. Труди Биргер, из воспоминаний:

"Северное солнце сверкало на солдатских пуговицах, на стволах ружей и начищенных сапогах. Оно было и в прищуренных взглядах, направленных на нас. Охрана стояла наготове: огромные собаки, тяжело дыша, рвали поводки, оскаливая зубы. Может быть, они ощущали исходящий от нас запах страха? Их раздражал кислый запах давно не мытых тел, смрад мочи и испражнений, от которых мы не могли избавиться, нечистое дыхание, вырывавшееся из наших ртов, вонь болезней, страха и голода...

Это был Штутгоф, неподалеку от Данцига, на Балтийском побережье… Из высоких труб поднимался в небо черный дым. Я решила, что это пекарни или какие-то фабрики. Я еще не знала о существовании крематориев…

Маму толкнули направо, к группе сидящих женщин, которым еще предстояло немного пожить, а меня бросили в кучу… дистрофиков, которым предстояло умереть прямо сейчас… Куда бы я ни смотрела, везде были голые тела, настолько сморщенные и истощенные, что даже не верилось, что это женщины – чьи-то дочери, матери, жены, которые когда-то любили, рожали, кормили детей. Они были покрыты трещинами, ссадинами, язвами, следами от укусов вшей. Их покорность и безразличие к происходящему говорили одно: "Дайте нам спокойно умереть…"

А мы с мамой всё оборачивались друг к другу, я кричала: "Не отчаивайся, мама! Постарайся уцелеть!" или что-то в этом роде…"

"Перед тем как Красная армия освободила Каунас, нацисты заживо сожгли тех, кто еще прятался в гетто… Солдаты забрасывали чердаки и подвалы гранатами, а затем поджигали дома из огнеметов, ликвидируя беззащитных стариков и старух, которые рискнули остаться в гетто…"

7

Задолго до окончания войны нацистские лидеры начали понимать, что им придется отвечать за миллионы убитых евреев и за чудовищные способы их уничтожения. По приказу Гиммлера создали специальные отряды СС, которые после "профессиональной" подготовки должны были ликвидировать следы преступлений. Узник Яновского лагеря во Львове свидетельствовал: "Были организованы специальные десятидневные курсы по сжиганию трупов... На месте‚ где выкапывали их и сжигали‚ Шаллок рассказывал‚ как практически это производить‚ разъяснял устройство машины по размолу костей..."

Эсэсовец П. Блобель, руководитель работ по ликвидации трупов, показал на судебном процессе в Нюрнберге: "Я наблюдал за сожжением тел в общей могиле под Киевом… После того как верхний слой был снят, трупы полили горючим материалом и подожгли. Прошло около двух дней, пока могила прогорела до дна… После этого могилу засыпали и почти все следы уничтожили… В мои обязанности входили все районы действий эйнзацгрупп, но ввиду отступления из России я не смог полностью выполнить приказ".

Для проведения этих работ использовали зондеркоманды, в которые посылали военнопленных и евреев из гетто. Они вскрывали могилы, сжигали останки, дробили кости в специальных машинах до полного их измельчения, пепел закапывали в землю, разбрасывали по полям, топили в реках, на месте могильных рвов высаживали деревья, а обнаруженные в пепле обручальные кольца, золотые зубы и прочие ценности отправляли в Германию, – так происходило в Бабьем Яре и Понарах, в Девятом форте возле Каунаса, в Малом Тростянце около Минска и в других местах. После окончания работ заключенных расстреливали; уничтожали и местных полицейских, которые их охраняли, чтобы не осталось свидетелей.

"Унтершарфюрер Шаллок любил произносить речи. Он объяснял, что обычно немцы сменяют членов бригады каждые восемь–четырнадцать дней. По истечении этого срока "живые фигуры" обязаны присоединиться к "мертвым фигурам", но ввиду того, что они очень хорошо работают, он позволит им пожить еще…"

В ноябре 1943 года подняли восстание 150 человек, занятых сжиганием трупов во Львове. Они убили нескольких эсэсовцев, прорвали заграждение, но вскоре были уничтожены – мало кому удалось скрыться.

Белоруссия:

"Возле каждой деревни возвышался заметный холм, в котором были зарыты уничтоженные евреи, – не сосчитать этих могил. С утра до поздней ночи мы сжигали по 200–300 трупов и зарывали пепел в ямы. Под Гродно мы сожгли несколько тысяч трупов. Особенно большое количество сожгли в четырнадцати километрах от Белостока…

Как-то ко мне подошел немец и сказал: "Жить вы всё равно не будете, а если даже останетесь в живых и кому-нибудь об этом расскажете, вам никто не поверит…"

Нас выстроили возле ямы, повернув к ней лицом. Гестаповец взмахнул перчаткой и отдал приказ: "В яму!" Я крикнул: "Спасайтесь!.." Все пронзительно закричали и бросились бежать…

Из нашей группы остались в живых девять человек… Но еще сегодня звучит и, наверное, всю жизнь будет звучать в наших ушах этот приказ накануне смерти: "Ин дер грабе, марш!" – "В яму, марш!.."

Варакляны, Латвия: "Весной 1944 года немцы пригнали пленных красноармейцев. На руках и ногах у них позвякивали цепи. Пленных заставили разрыть рвы и сжечь трупы евреев, а затем расстреляли здесь же в лесу…"

И. Эренбург (Малый Тростянец возле Минска): "Незадолго до разгрома немецкое командование приказало выкопать трупы, облить горючим и сжечь… Я увидел обугленные женские тела, маленькую девочку, сотни трупов. Неподалеку валялись дамские сумки, детская обувь, документы. Я тогда еще не знал ни о Майданеке, ни о Треблинке, ни об Освенциме. Я стоял и не мог двинуться с места, напрасно водитель меня окликал; трудно об этом писать – нет слов…"

8

В Девятом форте возле Каунаса группа заключенных занималась ликвидацией трупов; их подгоняли, торопили, увеличивая ежедневную норму сожжения. "Михл Гельбтрунк, артист… во время работы постоянно напевал песенку: "Реками льется красная кровь. Двадцать тысяч новых мертвецов…" Окружающие подтягивали ему. Они раскачивались, словно в опьянении, цепи на ногах звякали, а губы шептали: "Реками льется красная кровь…" – "Время от времени приезжали комиссии гестаповцев, чтобы контролировать ход работы… Гости говорили, что в Каунасе костры горят лучше, чем в Вильнюсе…"

Одним из организаторов побега был Алтер Файтельсон. Узники Девятого форта подобрали ключи к камерам, заранее просверлили лаз в запертой железной двери и бежали из крепости 25 декабря 1943 года; это произошло ночью, когда охрана пьянствовала, отмечая Рождество. Отсутствие заключенных обнаружили через несколько часов; среди участников побега были И. Весельницкий, А. Виленчук, Б. Гемпель, М. Дейч, М. Зимелевич, П. Кракиновский, А. Манейскин, Т. Пиловник, А. Подольский, В. Санкин, А. Файтельсон, Т. Фридман, Р. Шахов, Ш. Эйдельсон.

Из Девятого форта ушли все узники – 64 человека, из них 60 евреев, трое русских и одна польская женщина; по немецким данным, были пойманы и казнены 37 беглецов, остальным удалось спастись. Израиль Весельницкий стал командиром еврейского партизанского отряда, Владимир Санкин – командиром группы подрывников. В его характеристике сказано: "Группа под руководством тов. Санкина В. И. пустила под откос три вражеских эшелона, шедших на Ленинградский фронт, и провела много других боевых операций".

В Понарах возле Вильнюса заключенные, закованные в цепи, сжигали трупы уничтоженных. "Нас было восемьдесят человек, охрана состояла из шестидесяти эсэсовцев. Откормленные волкодавы, которые отвечали за то, чтобы мы не сбежали… У них всего было в изобилии: мясо, вино, шоколад… Дубинки они пускали в ход часто, по любому поводу, и кричали, когда мы носили тела: "Неси, неси, скоро и тебя понесут…" – "Нам полагалось сжигать восемьсот трупов в сутки, мы работали от темноты до темноты… Мужчины в нашей команде в основном были из Вильнюса. Не было ни одного из них, который не нашел бы свою семью среди трупов…"

Исаак Догим (Понары): "При сжигании тел я однажды наткнулся на свою семью: жену, мать, трех сестер и двух племянников. Жену я узнал по медальону, который подарил ей в день свадьбы. Когда труп жены уже горел на костре, я незаметно снял с ее шеи этот медальон. Две маленькие фотографии на внутренней стороне крышки были уничтожены пламенем…" – "Это на Исаака так подействовало, что он был близок к помешательству… А Мотл нашел в яме своего сына…"

Заключенные решили бежать из Понар и за три месяца ночных работ выкопали тридцатиметровый туннель под проволочной оградой и минным полем. В ночь на 15 апреля 1944 года восемьдесят узников проползли по туннелю и попали за ограду лагеря; почти все погибли, и лишь одиннадцать человек пришли в партизанский отряд. Юлий Фарбер: "Еврейские партизаны отлично знали, что такое Понары. Никто не мог поверить, что мы вышли оттуда живыми, – это произвело потрясающее впечатление. Нас буквально разрывали на части, расспрашивая обо всем и обо всех… Вдруг начался обстрел. Сильный обстрел, а ребята из Понар не прячутся… "Вы что, смерти не боитесь?" Ответили: "Не боимся…"

Одна из партизанок вспоминала: "Много недель беглецы из Понар не решались приблизиться к нам: от них несло трупной вонью, тошнотворным запахом горелого человеческого тела. Часами мылись они в бане, их одежду без конца перестирывали и кипятили, но пока для них не раздобыли новой, к ним невозможно было подойти. Очень долго их сопровождало зловоние…" Во время боевых действий партизаны – выходцы из Понар – шли в атаку с возгласами: "За маму!", "За брата!", "За Понары!.."

Беньямин Анолик (лагерь Клооге в Эстонии, сразу после освобождения): "Костров четыре, из них три еще дымятся, трупы горят. Один из них немцы не успели поджечь. Ряд дров, ряд убитых, ряд дров, ряд убитых… И один костер без трупов, только дрова. Этот был приготовлен для нас. Если бы Красная армия пришла несколькими часами позже, вероятно, и мы, уцелевшие, лежали бы здесь и горели. Нас, чудом уцелевших, 82 человека. А на кострах две с половиной тысячи…"

Из приказа по проведению карательной акции (февраль 1943 года, Слуцк в Белоруссии): "Доставка евреев из гетто производится под руководством штурмбаннфюрера СС Графа. В его распоряжение предоставляются 6 команд, каждая из которых состоит из 1 служащего местной команды и 9 латышей… Вывод евреев к месту переселения производится при помощи 6 грузовиков, каждый из которых сопровождают 4 латыша. В районе переселения имеются 2 ямы. При каждой яме работает группа из 10 человек руководящего и рядового состав, которые сменяются каждые 2 часа. Смены: с 8 до 10 часов, с 10 до 12, с 12 до 14, с 14 до 16… Ответственными за раздачу патронов на месте казни назначаются… Размещением и питанием офицеров и солдат ведает…"

***

В отчете начальника СС и полиции Галицийского округа сказано (Украина, 1943 год): "Галицийский округ свободен от евреев, за исключением тех, которые находятся в лагерях… Отдельные евреи, которых всё еще вылавливают, подвергаются специальной обработке силами полиции безопасности и жандармерии. К 27 июня 1943 года было эвакуировано 434 329 евреев… Параллельно с акциями по эвакуации евреев проходила конфискация их собственности… На 30 июня 1943 года конфисковано… золотых цепочек – 6640 кг., серебряных цепочек – 82 600 кг., обручальных золотых колец – 20 952 кг., золотых зубов (мосты) – 11 730 кг.".

***

После отступления немцев на стенах Девятого форта обнаружили десятки надписей на разных языках: "Вилли Гринвальд, Ницца", "С. Кооль, Амстердам", "Цукерман Хацкель, Вильнюс", "Цалекштейн Вольф из Брюсселя", "Сологуб, Прокофьев – сообщите в Москву", "Шлямовский Леонас здесь погиб", "Храбро умираем за еврейский народ!", "Русский военнопленный – за побег из неволи. Вялкин Андрей Васильевич. Сообщите моей жене Марии Вялкиной", "Гирш Бурштейн привезен 7.7.44. Мы жжем трупы и ждем смерти. Братья, отомстите!"

***

Моисей Львин: "Когда к Велижу стала приближаться линия фронта, полицейские облили свинарники керосином и подожгли. Тех, кто выбегал из горящих построек и пытался спастись, расстреливали. Среди погибших была моя мать Рива Львовна и мой брат Мендель, девяти лет..." Спаслось около двадцати человек, в том числе несколько подростков.

Из показаний после войны Ивана Кириенкова, командира полицейских Велижа: "Я тоже стрелял наравне с другими. Стрелял и убивал. Там были убиты сотни людей. Там был кошмар, описать который я не могу. У всех нас руки по плечи в крови" (расстрелян по приговору суда).

***

Бар на Украине – в октябре 1942 года были уничтожены 12 000 евреев города и окрестностей. (В 1648 году‚ во время восстания Хмельницкого‚ казаки атамана Кривоноса убили в Баре около 2000 евреев; в рукописи тех лет сказано: атаман Кривонос "со всех жидов живьем шкуры посдирал".)

Немиров на Украине – в гетто свезли около 15 000 евреев из разных мест и к 1943 году всех расстреляли; после освобождения обнаружили отдельную детскую могилу: детей раздевали перед уничтожением, искали в их одеждах запрятанные драгоценности. (Резня евреев в Немирове была одной из самых ужасных во время восстания Хмельницкого: 20 июня 1648 года казаки вырезали в городе почти всё еврейское население – около 6000 человек.)

***

Летичев в Подолии, Украина. В городе уничтожили всё население гетто – около 7000 человек. Оставили евреев-портных и сапожников, которые обучали ремеслу своих соседей; выучившись‚ те сообщили в комендатуру‚ что больше не нуждаются в учителях, – портных и сапожников расстреляли последними. (В Летичеве родился Лейба Невахович; в 1803 году он написал "Вопль дщери Иудейской", первое еврейское литературное произведение на русском языке. Автор желал пробудить в русском обществе гуманные чувства к евреям‚ а потому в его книге есть такие слова: "О христиане, славящиеся кротостью и милосердием, имейте к нам жалость, обратите к нам нежные сердца ваши!.. Ах, христиане!.. Вы ищете в человеке иудея, нет, ищите в иудее человека, и вы без сомнения его найдете!.." Книга заканчивалась на грустной ноте: "Тако вопияла печальная дщерь Иудейская, отирала слезы, воздыхала и была еще неутешима".)

назад ~ ОГЛАВЛЕНИЕ ~ далее