Проза
Глава третья
«ВДВОЕМ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ОДНОМУ…»
1
Во времена Второго Храма – в пятнадцатый день месяца ав по еврейскому календарю – в Эрец Исраэль начинался сбор винограда. Иерусалимские девушки водили хороводы в виноградниках, на виду у юношей, и пели им: «Откройте глаза и присмотритесь хорошенько‚ кого вы выбираете в жены».
Рабби Аха поднимал невесту на плечи и танцевал с ней на свадебной трапезе, хоть мужчине запрещена близость с посторонней женщиной.
Спрашивали его:
– Можно ли и нам танцевать с невестой на плечах?
Отвечал им:
– Если она для вас всё равно что полено, то можно, а иначе – нельзя.
А царь Шломо записал в Книге притч: «Дом и богатство – наследие отцов, но разумная жена от Бога».
Кто найдет жену добродетельную?
Выше жемчугов цена ее.
Уверено в ней сердце мужа ее,
и он не останется без прибытка.
Воздает ему добром, а не злом,
во все дни жизни своей.
Еврейские законоучители разных времен считали супружескую жизнь наиболее естественным и нравственным состоянием.
Они не поощряли браки между стариками и молодыми женщинами‚ между пожилыми женщинами и молодыми мужчинами, не советовали брать девушку из более родовитой семьи‚ и пословица напоминала: «Я не желаю сапога‚ который слишком велик для моей ноги».
Евреи Восточной Европы нередко обручали мальчиков и девочек в возрасте двенадцати-четырнадцати лет, и когда подходило время свадьбы, их обучали супружеским отношениям перед первой брачной ночью. В раннем возрасте женили и сирот, чтобы родители жены или мужа стали их опекунами и кормильцами.
Глюкель из Гамельна (Германия, семнадцатый век):
«По воле отца, достигнув двенадцати лет, я была помолвлена и меньше чем через два года выдана замуж… Я забеременела почти одновременно с моей матерью. Господь помог родить дочку, а ведь я сама была еще девочка, и роды прошли нелегко…
Мы лежали вместе (с матерью) в одной спальне, и не было нам покоя, потому что соседки то и дело прибегали посмотреть на чудо: мать и дочь, родившие почти одновременно!»
Со временем ранние браки встречались всё реже и реже. Талмуд указывает для мужчины: «в восемнадцать лет – женитьба»; другими словами, юноше этого возраста подошла пора встать с невестой под «хупу» – свадебный балдахин, символ дома, в который они войдут после сочетания браком по еврейскому Закону.
2
При выборе жениха ценилось не только происхождение от именитых предков, но и его знания. Исследователь жизни евреев сообщал:
«За знатока Талмуда, хоть бы он сын бедняка, еврейский богач выдаст охотно свою дочь и даст за нее большое приданое. Каждый гордится вступить в родство с ученым талмудистом; считают за счастье и после смерти быть погребенным рядом с прахом талмудиста».
Шауль Штампфер, историк:
«Еврейское общество делилось на две категории: ”шейне идн” (буквально – красивые евреи) и ”просте идн” (простые евреи). Это не являлось эстетической характеристикой внешности, но отражало поведение и уровень знаний, – человек мог быть богатым, но при этом оставаться ”просте”.
Взрослому нелегко стать ”шейне”, поэтому состоятельные ”просте” старались, чтобы их дети вырастали ”шейне”, учеными евреями... Такой человек, будь он богат или беден, дома или на чужбине, мог рассчитывать на уважение и почет своих соотечественников…
Это была духовная аристократия, принадлежность к которой определялась личными достижениями, а не происхождением».
Приостановимся ненадолго и напомним читателю о предупреждении автора, что станет вмешиваться в повествование своими дополнениями, – и вот в первый раз.
В том городе было густо со сватами и жидковато с женихами.
Всякое утро появлялся несытый сват Меерке и облизывался заранее в предвкушении обильной свадебной пищи.
Меерке – «Нет на него спроса».
– Миловидность обманчива‚ – убеждал он. – Красота суета. У меня для вас есть невеста – что-то особенное.
Меерке слыл неудачником даже среди нищих‚ а это о чем-то говорит. Выходя на улицу, он подсовывал под одежды маленькую подушечку‚ чтобы выпячивалось кругленькое брюшко. К сытому свату больше доверия‚ а у тощего и товар – упаси Боже – снулый‚ прыщавый‚ а то и с выкидышем: Господи‚ пронеси мимо!
– Украшение лица – борода‚ – соблазнял сват Меерке‚ у которого на холодной печи сидели голодные дети в ожидании несытого ужина. – Радость сердца – жена. Наследие Божие – сыновья.
На это ему отвечали‚ мудростью на мудрость:
– Торопись в покупке земли‚ но медли в выборе жены.
И тоже были правы.
А теперь расскажем о свадьбе Моше Лейба.
Когда подошло его время, к ним в дом зачастили «шадханы» – сваты. Они расхваливали девушек, которые могли стать женами Моше; дело это непростое, но выбор, в конце концов, был сделан, и приступили к обручению молодых.
По давней традиции предварительно заключали «тнаим» – письменный договор.
В нем обычно указывали непременное условие: одни из родителей давали молодым в своем доме квартиру и стол в течение двух лет‚ а половинное содержание – только квартиру – еще два или четыре года, после чего они заводили отдельное хозяйство. (Бывало и так, что муж продолжал учиться в иешиве, а жена работала, обеспечивая семью минимальным хотя бы заработком.)
Свадьбы часто устраивали во вторник – третий день сотворения мира. Он считался особенно счастливым, потому что в этот день – в отличие от прочих дней творения – сказано в Торе дважды: «И увидел Бог, что это хорошо».
Накануне свадьбы жених и невеста постились, а перед «хупой», свадебным балдахином, два свидетеля подписывали «ктубу» – брачное свидетельство, подтверждая согласие жениха выполнять оговоренные условия.
«Ктуба» определяла – и определяет теперь – обязанности мужа по отношению к жене во время совместной жизни; в ней сказано среди прочего, что он обязуется обеспечивать ее «пищей, одеждой и всем необходимым».
Брачное свидетельство рассчитано и на то, чтобы обеспечить жену средствами к существованию после развода или смерти мужа; это чрезвычайно важный документ, если его утеряют – требует закон – супругам нельзя жить вместе, пока «ктубу» не напишут заново.
Тексты брачных договоров и манера их изложения сохранились почти без изменений с далеких времен; примерно они выглядели (и выглядят) таким образом:
«В такой-то день недели‚ в такой-то день месяца‚ в год такой-то от сотворения мира... такой-то‚ сын такого-то‚ сказал девице такой-то‚ дочери такого-то: "Будь мне женой по вере и закону Моше и Израиля‚ а я буду работать и почитать тебя‚ кормить и содержать по обычаю мужей иудейских..."
И согласилась такая-то девица стать его женой. И приданое‚ которое она принесла ему из дома отца своего‚ как серебром, так и золотом‚ украшениями‚ одеждой и постельными принадлежностями‚ принял жених такой-то...»
3
Невесту Моше Лейба назовем Сарра Зисл (для мужа и соседей – Сореле).
Сарра – библейское имя, так называли праматерь еврейского народа, жену Авраама. Зисл – «сладкая» в переводе с идиша, а это означает, что она, как и ее муж, относится к евреям-ашкеназам.
Их свадебный обряд проходил, скорее всего, на синагогальном дворе‚ под открытым небом‚ чтобы потомство жениха и невесты было «многочисленно‚ как звезды небесные».
Родные‚ близкие и толпа любопытных сопровождали их к месту свадьбы. Играли клезмеры, еврейские музыканты: кларнет с трубой, скрипка, барабан с тарелками. Отцы жениха и невесты ввели Моше Лейба под свадебный балдахин, а матери семь раз провели невесту вокруг жениха и поставили возле него.
Он надел на палец невесты кольцо и произнес традиционную формулу: «Вот, этим кольцом ты посвящаешься мне в жены по вере и закону Моше и Израиля». Раввин прочитал «ктубу» – брачное обязательство, после чего родственники и почетные гости произнесли семь благословений, в которых присутствуют такие слова: «Благословен Ты, Господи, радующий жениха с невестой!»
Затем Моше разбил стакан в память о разрушенном Иерусалимском Храме и сказал: «Если забуду тебя, Иерусалим, да отсохнет правая рука моя!..» Жениха и невесту отвели в комнату, чтобы провели недолгое время наедине, – это означало, что они стали мужем и женой.
По окончании свадебного обряда началась праздничная трапеза с песнями и танцами. Подали на стол кугель, форшмак, фаршированную щуку с хреном и прочие блюда, были, конечно, напитки изрядной крепости, а во главе стола сидели Моше и жена его Сарра.
При встрече гостей клезмеры играли «Зайт гезунт» – «Будьте здоровы». После «хупы» играли «Мазл тов» – «Доброго счастья». Во время трапезы «Тиш нигн» – «Застольный напев» и знаменитый «Фрейлехс» – «Веселый танец». («Клезмер» – слово на идише, от сочетания слов на иврите «клей земер» – музыкальные инструменты.)
В еврейской среде существовало понятие: «Сначала свадьба, а любовь потом», чему немало примеров.
В одном из рассказов о тех временах внучка спрашивает бабушку:
– Ты любила деда, когда стала его невестой?
Старая бабушка краснеет:
– Бог с тобою, что ты говоришь? Полюбить человека до свадьбы! Чужого молодого человека!..
«Приобретение жены – начало всех приобретений». Остается напутствовать Моше Лейба и Сарру Зисл словами царя Шломо:
Вдвоем лучше, чем одному…
Ведь если упадут, друг друга поднимут,
но если одинокий упадет,
нет другого, чтобы поднять его.
И если лежат двое – тепло им;
одному как же согреться?
И если нападут на одного,
двое устоят против него…
«Шулхан Арух», свод предписаний еврейской жизни, требует: в течение года после свадьбы муж не должен надолго оставлять жену в одиночестве. Потому что указано в Торе: «…и пусть увеселяет жену свою, которую взял».
4
Среди евреев Киевской и Волынской губерний почетом и влиянием пользовался цадик рабби Яаков Ицхак Тверский из местечка Макаров. В 1900 году он выдавал свою дочь за сына цадика из Польши, о чем сохранилось свидетельство И. Равребе‚ которое перескажем вкратце.
До свадьбы оставалось две недели‚ а в местечке – Содом и Гоморра: жизнь кипит‚ как в котле‚ все суетятся‚ бегают‚ распоряжаются, кричат до хрипоты. Посреди этой сутолоки идет работа по устройству огромного шалаша для свадебного пиршества. В шалаше вокруг громадного стола амфитеатром высятся четыре ряда скамеек‚ один над другим‚ а на самой верхней скамейке – обширная ложа для оркестра и певцов…
После свадебной церемонии началось пиршество. За столом восседали польские и волынские цадики‚ а за их спинами на ярусах толпились хасиды‚ следивших за каждым их движением: как они едят‚ как пьют‚ что говорят‚ как обращаются друг к другу.
После «драши» (проповеди)‚ произнесенной женихом‚ из шалаша убрали столы со скамейками‚ и начался танец. Поверху вился вихрь необузданных аккордов; внизу тихо и в такт кружились величественные фигуры цадиков‚ а в центре круга стояла невеста с платочком в руке. Хасиды с пылающими глазами глядели на этот необыкновенный танец‚ громадными усилиями сдерживая желание сорваться с места и слиться с танцующими.
Но вот – толпа не выдержала. Вначале поодиночке‚ а затем целыми группами хасиды начали примыкать к танцу; шалаш стал тесным‚ поток кружащихся в восторге людей вылился‚ наконец‚ на улицу‚ увлекая за собой и оркестр. Там‚ на улице‚ хасиды сгруппировались вокруг своих цадиков, и через несколько минут всё местечко представляло собой хороводы‚ каждый из которых кружился и пел по-своему‚ не зная усталости.
Звезды потускнели на небе; из деревни неслось пение петухов‚ а танец не прекращался. В некоторых группах уже устали петь и танцевали молча; небо‚ и заря‚ и настежь открытые окна смотрели удивленно на предутренний немой танец – танец без конца...
Семь дней продолжалась эта свадьба. Тысячи «нигуним» – мелодий были созданы за это время‚ сказания и легенды давно минувших дней воскресли в устах хасидов. Старики вспоминали былые дни‚ когда всё было величественнее теперешнего‚ с грустью говорили окружающим: «Вы меньше нас. И ваши рабби меньше наших. И ваше веселье мельче нашего».
*** *** ***
Талмуд предписывает веселить на свадьбах жениха и невесту, и вот один из примеров.
В шестнадцатом веке жил на севере Италии, в городе Мантуя Иегуда бен Ицхак Сомо (Леоне де Сомми), поэт и драматург, что писал на иврите и итальянском языке для взрослых и детей.
Одна из его пьес на иврите, комедия в стиле дель арте, называется в вольном переводе «Проделки на свадьбе». Ее персонажи попадают в нескончаемые смешные ситуации, и потому «Проделки» играли на обручениях, свадьбах, а также на семейных торжествах для увеселения гостей.
В двадцатом веке поэтесса Леа Гольдберг переписала эту пьесу на современный иврит, и ее исполняли на сценах Израиля.
*** *** ***
Еврейское местечко, девятнадцатый век.
«В то время отличались клезмеры из Кобрина; во главе их был реб Шебсл, который хоть и не знал нот, но игрой на скрипке заставлял всех плакать.
В его оркестре было до восьми музыкантов и Тодрес. На каждой свадьбе Тодрес сочинял новые куплеты, в которых упоминалась вся родня жениха и невесты по именам и фамилиям. Во время ”покрывания невесты” (ее голову покрывали платком – обряд прощания с девичьей жизнью) Тодрес говорил так трогательно, что разрыдался бы и сделанный из железа, тем более под аккомпанемент скрипки Шебсла…
Рыдания и вопли достигали небес, женщины исходили слезами, пока кто-нибудь не просил Тодреса и реб Шебсла перестать, потому что у женщин нет больше сил плакать.
В том же оркестре был и Рувеле, уже пожилой человек, от его шуток у праздничного стола все просто лопались со смеху… Опять приходилось просить: хватит уже, у женщин нет сил смеяться».
*** *** ***
В российской черте оседлости развлекали на свадьбах «бадханы», профессиональные увеселители, которые пели песни на идише, рассказывали анекдоты, потешали молодоженов и гостей, – редкое торжество обходилось без них.
В восемнадцатом веке прославился Гершеле Острополер, балагур и острослов, герой еврейского фольклора. Затем появились Гирш Готлиб, Сендер Бадхан, Шлойме Ландмеерер, Шайке Файфер, Йосеф Локш, Мотке Хабад, Шайке Дубец, он же Шайке-свистун, и другие.
Эльякум Цунзер из Вильно пел песни собственного сочинения; толпы сходились на его выступления‚ требовалось порой вмешательство полиции‚ чтобы удалить со свадьбы незваных гостей. Когда Цунзер умер, о нем написали: «В нас живет твоя недопетая песня».
Я успеха в любви не знал –
Длинноносый смешной горбун –
Зубы кривы, косят глаза,
Имя странное – Эльякум…
Но в тот день и в ту ночь, когда
Моя скрипка рождает стон,
Замирают и боль, и гвалт,
И болтливая явь, и сон.
Цви Прейгерзон,
из стихотворения «Эльякум»,
перевод с иврита Алекса Тарна.
назад ~ ОГЛАВЛЕНИЕ ~ далее