Проза
Глава седьмая
«ПОКОЛЕНИЕ УХОДИТ И ПОКОЛЕНИЕ ПРИХОДИТ…»
1
Во времена Второго Иерусалимского Храм существовал обычай в седьмой день осеннего праздника Суккот: первосвященник совершал возлияние воды на храмовый жертвенник, чтобы в зимние месяцы выпадали обильные дожди на Землю Израиля.
Этому предшествовал «веселый праздник водочерпия» из иерусалимского бассейна Шилоах.
Когда брали воду из него для возлияния на жертвенник, одни восклицали: «Блаженна наша молодость, за которую не приходится краснеть нашей старости». Другие отвечали на это: «Блаженна наша старость, которая искупила грехи нашей молодости» (ибо известно из опыта: «Сделанное на заре позорит в сумерках»).
Еврейская традиция считает благословением преклонный возраст.
«Долголетие возвестит мудрость», и в Сангедрин (Синедрион), высший законодательный и судебный орган Израиля, выбирали людей старше семидесяти лет. Более того, бездетные мужчины не могли там заседать, ибо «бездетные менее склонны к милосердию».
Старые люди немало повидали на свете, знают многое со слов отцов и готовы рассказывать молодежи о событиях прошлого, повторяя для запоминания: «Кто не знает, откуда он пришел, не будет знать, куда ему идти».
Ссылаясь на слова Торы:
Вспомни дни древние,
помысли о годах прежних поколений,
спроси отца твоего, и он расскажет тебе,
старцев твоих, и они поведают тебе…
2
Повторим сказанное в начале книги.
Мидраши не следует понимать буквально; в них возможны различные объяснения событий – на разных уровнях проникновения в библейские тексты.
И вот разъяснение, почерпнутое в одном из мидрашей (рассказывал об этом прежде, расскажем и теперь).
До праотца Авраама все люди выглядели молодыми до самой смерти, и он попросил у Бога признаки старости‚ чтобы всякий знал, кому следует оказывать почести.
– Дай человеку седину и морщины на лице, и тогда будет видно, кто отец, а кто сын.
– Ты попросил то‚ что нужно ‚ – сказал Всевышний. – Начну с тебя.
Так появились у Авраама признаки старости, а вслед за ним у следующих поколений.
До Ицхака, его сына, никто серьезно не болел‚ и однажды он обратился к Богу с такими словами:
– Если человек уходит из жизни, не испытав страданий, его грехи не получат искупления, и Небесный суд будет судить его со всей строгостью. А страдания, перенесенные при жизни, избавили бы человека от наказания в грядущем мире.
– Ты попросил то‚ что нужно ‚ – сказал Всевышний. – Начну с тебя.
И годы старости Ицхак провел в слепоте, которая не давала ему покоя.
Яаков, сын Ицхака, попросил у Бога, чтобы заболевание предшествовало смерти, и привел убедительный довод:
– Если человек умирает внезапно, то не успеет отдать распоряжение сыновьям и завершить дела свои.
– Ты попросил то‚ что нужно ‚ – сказал Всевышний. – Начну с тебя.
И Яаков стал первым человеком на земле, который заболел перед смертью, успел благословить детей с внуками и распорядился по поводу своих похорон.
До Хизкиягу, царя Иудеи, никто не излечивался от смертельного заболевания. Он попросил Бога в молитве:
– Тот, кто опасно болен, пусть вернется к Тебе в надежде на исцеление. Дай ему такую возможность.
– Ты попросил то‚ что нужно ‚ – сказал Всевышний. – Начну с тебя.
Хизкиягу свалила с ног тяжкая болезнь, но затем он выздоровел.
3
Сокращают человеческую жизнь зависть, алчность и ненависть.
Мужчину изнуряют страх, огорчения из-за детей, злая жена и война (заменив «злую жену» на «злого мужа», получим те же причины увядания женщины, – так полагает автор).
«Время отмаливать старость, – повторяли с давних времен. – Чтобы глаза видели, ноги ходили, рот пищу принимал». А царь Шломо утверждал, войдя в преклонные годы:
Суета сует, – сказал Когелет, –
суета сует, всё суета.
Какая выгода человеку от всех трудов его,
что трудится он под солнцем?
Поколение уходит, и поколение приходит,
а земля пребывает вовеки…
Что было, то будет,
и что творилось, то будет твориться,
нет ничего нового под солнцем.
Пессимизм? Безусловно.
Бессмысленность бытия? Похоже на то.
Но тот же царь, в той же книге говорил иное:
И увидел я, что нет ничего лучшего,
чем радоваться человеку делам своим,
ибо это доля его…
Всё, что сможет рука твоя делать,
в меру сил своих делай…
В семнадцатом веке жила в Германии Глюкель, по-еврейски Гликеле, дочь Иегуды Лейба. После смерти мужа она написала книгу на «юдендойч», немецком диалекте идиша; с ее рукописи сняли копию, и она переходила по наследству из рода в род.
Первые страницы книги – обращение матери к детям:
«Записываю всё это, дорогие мои, чтоб вы помнили, от каких людей происходите, а то ваши дети и внуки уже ничего не будут знать о своих корнях, откуда они родом, кто были их деды и прадеды…
И не жалейте сил ради детей своих, потому что на этом держится мир».
Взрослели сыновья и дочери, покидали родительский кров, уходя в собственные радости, заботы и волнения; подрастали внуки, которым не до бабушкиных назиданий, – Глюкель поместила в книге старинную притчу, где горькая правда замешана на вековой житейской мудрости (приводится в пересказе).
Жила-была птица.
Птица как птица‚ а у нее – три птенца‚ которые не научились еще летать.
Понадобилось им переправиться через широкую и бурную реку; подхватила птица одного из птенцов и полетела.
На середине реки она спрашивает:
– Скажи‚ мой дорогой‚ когда я постарею‚ и не будет у меня больше сил‚ ты тоже возьмешь меня под крыло и понесешь через реку?
– Конечно‚ мама‚ – ответил птенец. – Что за вопрос?
– Ты лжец‚ – со вздохом сказала птица‚ оттолкнула его от себя‚ а он упал в реку и утонул.
Вернулась птица за вторым птенцом‚ подхватила его под крыло и полетела. На середине реки спрашивает:
– Скажи‚ хороший мой‚ когда я постарею‚ и не останется больше сил‚ ты тоже перенесешь меня через реку?
– Конечно‚ мама‚ – ответил птенец. – Какие могут быть сомнения?
– Ты лжешь‚ – со вздохом сказала птица‚ оттолкнула его от себя‚ а он упал в бурные воды и утонул.
Вернулась птица за третьим птенцом‚ подхватила его под крыло и полетела. На середине реки спрашивает:
– Скажи‚ мой милый‚ когда я постарею и недостанет сил‚ ты тоже возьмешь меня под крыло и перенесешь через реку?
– Нет‚ мама‚ – ответил третий птенец. – Как же я это сделаю? Ведь у меня будут свои птенцы‚ – их я и понесу через поток.
– Любимый мой! – воскликнула птица. – Ты единственный сказал правду.
И перенесла его на другой берег.
*** *** ***
Эх, вы годы, мои годы,
Как вы промелькнули?
То ли вы в огне сгорели,
То ли утонули?
Шолом Алейхем, из пьесы «Поздравляем!»,
перевод с идиша Михаила Шамбадала.
*** *** ***
Закон требует, чтобы вставали перед старыми людьми из уважения «к испытаниям и трудностям, которые они преодолели».
«Перед сединой вставай» – эту надпись из Торы можно увидеть в израильском транспорте: просьба уступать место пожилым людям.
Заповедь требует вставать также перед мудрецом Торы, даже если он не стар, однако ремесленники, занятые ремеслом, не обязаны так поступать. Подобное запрещено и наемному работнику, потому что хозяин оплачивает каждую его минуту.
Раз уж заговорили об этом, добавим требование Торы к нанимателю, повторенное дважды:
«Не задерживай у себя на ночь заработок наемника твоего до утра…»;
«В тот же день отдай плату его, чтобы не зашло солнце прежде того, ибо он беден, и ждет ее (эту плату) душа его».
*** *** ***
Шестнадцатый век.
Иегуда Лива бен Бецалель‚ главный раввин Праги, прожил почти сто лет и ушел из жизни, «насытившись годами». Существует немало легенд о нем, одна из них такова: рав Иегуда умер от запаха роз‚ ибо смерть не имела к нему иного доступа.
Скрипач заиграл знакомую мелодию, и рабби Ханох из Александрова сказал:
– Даже музыка стареет, теряя свою прелесть. Давным-давно, когда мы слушали эту мелодию, она заставляла сильнее биться наши сердца. То же и со всем остальным, потому что утрачиваем вкус к жизни.
И добавил к сказанному:
– Но в старости есть и нечто благодатное. После всего сделанного я ничего собой не представляю, и необходимо начинать сызнова.
*** *** ***
Разговор в дальнейшем предстоит невеселый.
Улыбка не помешает заранее, и вот история о еврейской женщине, оказавшейся на краю глубокой пропасти, которую преодолевали по хлипкому дощатому мостику.
Выхода не было.
Женщина обратил взор к небу и сказала:
– Господи! Если позволишь мне пройти на ту сторону, я пожертвую… я пожертвую в синагогу… двадцать больших свечей.
Она ступила на мостик и обнаружила к удивлению, что доски лежат устойчиво, и можно шагать без опаски. «Двадцать больших свечей… – подумала. – Это же огромные деньги!»
Доски под ногой тут же задрожали, и женщина закричала:
– Минуточку! Я ничего еще не сказала, а Он уже расшатывает…
Послесловие ко второй части книги.
Бен-Цион Динур, историк, из книги «Мир, которого не стало»:
«Неотчетливое душевное волнение не дает мне покоя; перед моим внутренним взором проходят фигуры прошлого: образы и явления, дома и семьи, люди, города, местечки, целые миры.
Объединяет их то, что они почти все погрузились в пучину забвения, но встают передо мной, требуя, чтобы я их запечатлел... ”Нас уже нет, мы скрыты от будущих поколений, – неужели не воскресишь из глубин своей памяти? Неужели сотрешь наши имена с лица земли и не оставишь памяти о нас?”
Невозможно избавиться от этой душевной борьбы, она похищает мой покой то монотонной назойливостью, то острыми приступами.
В одну из бессонных ночей, когда эти миры вновь потребовали своего воскрешения, я дал зарок, что каждую свободную минуту буду вспоминать и сохранять всплывающие образы, записывая в книгу, – чтобы освободить их и самому избавиться от душевного стеснения…
Кто знает, быть может, воспоминание о каком-то имени в душе моей – то последнее, что осталось от него в этом мире».
назад ~ ОГЛАВЛЕНИЕ ~ далее