Проза
Глава четвертая
«ПОДОШЛО ВРЕМЯ ТВОЕ…»
1
Как проходят годы в преддверии смерти?
Неужели «наша жизнь – стихийный процесс изживания ее»?
Плиний Старший, римский писатель, первый век новой эры:
«Нам отказано в долгой жизни; оставим труды, которые докажут, что мы жили».
Плиний Младший, римский писатель, первый-второй век новой эры:
«Постараемся же, пока дана нам жизнь, чтобы смерти досталось как можно меньше того, что она сможет уничтожить».
Марк Аврелий, римский император, второй век:
«Расставание с телом должно проходить осознанно».
Цао Чжи, китайский поэт, третий век:
Солнце и месяц –
Неумолим их бег,
Жизнь человека –
Словно в пути ночлег.
Паллад, греческий поэт, четвертый-пятый век:
Мне кажется, давно мы, греки, умерли,
Давно живем, как призраки несчастные,
И сон свой принимаем за действительность.
А может быть, мы живы, только жизнь мертва?
Омар Хайям, персидский поэт, одиннадцатый-двенадцатый век:
Тесна мне бытия печальная темница, –
О, если б дверь найти, что к вечности ведет.
Мигель де Сервантес Сааведра, шестнадцатый-семнадцатый век:
«Кроме смерти, всё на свете поправимо».
Жан де Лабрюйер, французский моралист, семнадцатый век:
«Если бы одни из нас умирали, а другие нет, умирать было бы крайне досадно».
Девятнадцатый-двадцатый век.
Лев Толстой, «Смерть Ивана Ильича»:
«Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было.
Вместо смерти был свет».
Антон Чехов:
«Умирает в человеке лишь то, что поддается нашим пяти чувствам, а что вне этих чувств, громадно, невообразимо высоко… остается жить».
Франц Кафка:
«Если я обречен, то обречен не только на смерть, но и на сопротивление до самой смерти».
Андрей Платонов:
«Пушкин никогда не боялся смерти… Он считал, что краткая обычная человеческая жизнь вполне достаточна для свершения всех дел и для полного наслаждения страстями. А кто не успевает, тот не успеет никогда, если даже станет бессмертным».
Соломон Михоэлс:
«Человек не живет один. Человек живет рядом с кем-нибудь и для кого-нибудь. Только смерть несет полное одиночество, и потому человек боится ее. В смерть каждому приходится уходить одному. В этот трагедия боязни смерти».
И снова Ицхак Башевис-Зингер: «Нет смерти. Какая может быть смерть, когда всё частица Бога? Душа не умирает, а тело не живет».
2
Зачем Бог сотворил человека?
Для чего наделил его способностями разного рода?
Почему посылает людям болезни и смерть? Точнее, за что?
Вопрос следует за вопросом…
Если человек – независимо от возраста – серьезно болен, жизни его угрожает опасность, мужчина получает дополнительное имя Хаим (на иврите – «жизнь, жив») или Рафаэль («Бог исцелил»); женщине добавляют имя Хая («живая»), детей называют Алтер или Алта, что на языке идиш означает «старый», «старая».
«Изменить имя – изменить судьбу».
А некоторые считают: «Чтобы обмануть ангела смерти».
Однако не всегда болезнь заканчивается благополучным исходом, и в иудаизме существуют строгие правила, имеющие отношение к уходу из жизни.
Запрещено оставлять умирающего одного, чтобы не показалось ему, будто никому более не нужен; кто-то должен быть рядом с ним и читать псалмы, один из которых: «Из глубин я воззвал к Тебе, Господи. Господи, услышь голос мой…»;
ни при каких обстоятельствах, даже на несколько минут, нельзя ускорять приход смерти, которая принесет конец страданиям, – это считается убийством;
умирающий читает «видуй» – молитву-исповедь, но если его физическое состояние не позволяет, пусть скажет хоть одну фразу: «Да будет смерть моя искуплением всех грехов моих»;
если он не может произнести даже эти слова, исповедь прочитает один из присутствующих, а умирающий услышит и скажет: «Амен»;
желательно также, чтобы при исповеди не присутствовала его семья, – это увеличит страдания от их рыданий;
«умирающий подобен выгорающему светильнику», и во время агонии можно прочитать особое моление: «Господи! Выведи из заключения душу его по великой милости Своей, освободи его от страданий…»;
в последние минуты жизни желательно, чтобы он произнес: «Шма, Исраэль!», «Слушай, Израиль! Господь, Бог наш, Господь один!»;
полагается быть возле умирающего при последнем его вдохе – в знак глубокого к нему уважения; сразу после смерти присутствующие произносят молитву, которая начинается со слов «Шма, Исраэль!».
Мидраш поясняет: перед кончиной человека приходит тот же ангел, что обучал зародыш в чреве матери, и спрашивает: «Узнаёшь меня?» – «Узнаю». – «Подошло время твое покинуть живых».
«Живущий вовеки» насылает на народы девятьсот три вида смерти‚ и во всякий миг чья-то душа в тоске кричит на весь мир‚ навеки расставаясь с телом.
Но у живых заложены уши.
– Как день уходит и не возвращается... – говаривал Мотке-шамес над каждой могилой. – Знай‚ что ты уже умер и исключен из общества живых.
Если еврею этого не напомнить‚ он может и не приметить собственной смерти в суете забот. Но подобного допустить нельзя ради мирового порядка.
3
Ранним утром ходил по местечку синагогальный служка с колотушкой, тремя ударами в дверь призывая евреев к молитве. В тот день он постучал два раза, и все узнали о кончине одного из жителей, – на этот раз им оказался Моше Лейб, который «отошел к народу своему».
Возле постели неотлучно находилась Сарра Зисл, жена его, их дети и взрослые внуки, – как же без этого?
Надорвали края одежды – знаком горя;
старший сын закрыл глаза умершего, если они были открыты;
покрыли простыней лицо Моше Лейба;
зажгли свечу у изголовья;
занавесили зеркало;
не оставляли тело в одиночестве до часа погребения, один из близких постоянно находился рядом и читал псалмы.
Пока человек не умер, нельзя извещать членов погребального братства, – традиция рассматривает такой поступок как бессердечие и жестокость по отношению к уходящему из жизни.
Человеческое тело создано по замыслу Всевышнего, и неуважительное отношение к нему равносильно оскорблению Бога.
Запрещено выставлять покойного на обозрение и прикасаться к нему без особой необходимости. В комнате, где лежит умерший, разрешается говорить только о делах, к нему относящихся, нельзя там есть, пить, курить и удовлетворять иные потребности, свойственные людям.
До похорон не принято утешать родственников, скорбь которых велика, потому и указали законоучители: «Не пытайся утешить человека, когда умерший еще перед ним». Еврейский обычай требует быстрого погребения усопшего, желательно в течение суток после наступления смерти, задержка – неуважение к покойному, однако «Шулхан Арух» указывает:
«Разрешается повременить с погребением, если того требует достоинство умершего, – например… чтобы дать возможность близким родственникам, находящимся в другом месте, приехать и оказать ему последние почести».
Библия приводит немало рассказов о прощании с покойными.
Когда Сарра умерла, «пришел Авраам скорбеть по Сарре и оплакивать ее…». «Разорвал Яаков одежды свои… и оплакивал сына своего многие дни», когда сообщили ему, что Йосеф якобы погиб. Давид был безутешен, узнав о гибели царя Шауля и друга своего Ионатана, погибших в бою с филистимлянами:
Горы Гильбоа!
Ни росы, ни дождя да не будет на вас,
ни полей плодоносных,
ибо там осквернен щит героев…
Скорблю о тебе, брат мой Ионатан,
отрада жизни моей;
твоя любовь для меня
была сильнее женской любви.
Со временем появились плакальщики, певцы и певицы, «умеющие причитать», которых приглашали за плату. Пророк Ирмиягу привел слова Бога: «Пошлите за плакальщиками, чтобы они пришли, за причитающими пошлите, чтобы и они пришли».
В 609 году до новой эры, в сражении против египтян возле Мегиддо, погиб Иошиягу, царь Иудеи. Он устранял в стране чуждые культы, потому и сказано: «Не было до него царя подобного ему... и после него не восстал подобный ему». Тело привезли на колеснице в Иерусалим, «и поведали все певцы и певицы об Иошиягу в скорбных песнях своих».
Во втором веке новой эры рабби Шимон бен Гамлиэль II произнес на похоронах своего ученика: «Следует оплакивать его, проливать слезы о нем. Цари умирают и оставляют сыновьям свои короны, богатый умирает и оставляет детям свое достояние, но Шмуэль га-Катан взял с собой наиболее драгоценное в этом мире, свою ученость – и ушел».
В Талмуде и мидрашах упоминаются профессиональные ораторы, которые произносили речи над телом покойного – о судьбе человеческой и о делах усопшего, достойных похвалы. Место, с которого обращались к скорбящим, названо в Талмуде «бейт геспед», дом оплакивания – это понятие существует по сей день.
«Почитание умершего, – наставляли законоучители, – богоугодное дело… Оно состоит в том, чтобы говорить о нем слова, трогающие сердце, возбудить слезы сожаления и напомнить о его достоинствах».
Но при этом остерегали: «Нельзя приписывать умершему те заслуги, которых у него не было, или преувеличивать их… Если же за ним не водилось никаких хороших качеств, то ничего не говорят». Некий оратор так долго восхвалял скромность почившего человека, что рав Нахман укорил его: «Разве ты повсюду ходил за ним?»
Надгробное слово вызывает у скорбящих слезы и страдания, поэтому завершали его словами утешения пророка Иешаягу: «Уничтожит Он смерть навеки, и утрет Господь слезы с лица каждого…»
4
«Бейт геспед» – или «Дом, предназначенный для каждого живущего» – обычно находится при входе на кладбище, где родственники и друзья произносят прощальное слово над телом покойного.
Представитель похоронного братства, сопровождающий погребение, читает отрывки из Библии, а также строки из Талмуда, призывая живых задуматься о путях своих: «Вдумайся в три вещи, и ты не согрешишь: знай, откуда ты пришел, куда идешь и перед Кем дашь отчет о жизни своей».
Затем сын покойного произносит кадиш, поминальную молитву, – такое возможно, если присутствуют, как минимум, десять мужчин.
Этой молитве более двух тысяч лет. Она составлена частично на арамейском языке, разговорном языке первых веков новой эры, начинается словами: «Да возвеличится и освятится великое Имя Его…», а заканчивается фразой: «Творящий мир в высотах Своих, да пошлет Он мир нам и всему народу Израиля. И скажем: амен!»
Рав Йосеф Дов Соловейчик:
«Когда скорбящий произносит поминальную молитву: ”Да возвеличится и освятится великое Имя Его”, он провозглашает примерно следующее: как бы ни сильна была смерть, как ни уродлив конец человеческой жизни, как ни страшна могила… объявляем торжественно и публично: мы не сдаемся, мы продолжим дело наших предков».
В украинском местечке Тучин жил Элиэзер бен Симха, о котором сохранилось предание.
Он умер в 1516 году, а перед смертью завещал сыновьям перенести его тело на плечах в город Острог, где находилось еврейское кладбище. Сыновья Элиэзера так и поступили, но метель завалила снегом все дороги, не было никакой возможности успеть до наступления субботнего дня… и тут произошло невероятное.
Мужчины вместе с телом поднялись в воздух, пролетели над заснеженными полями и в пятничный полдень плавно опустились на улице Острога. Элиэзера похоронили до прихода субботы, и на его погребении присутствовали все евреи города.
Другая легенда повествует о том, как в давние времена в городе Люблине располагался на возвышенном месте монастырь францисканцев, а неподалеку от него – еврейское кладбище. И всякий раз, когда евреи хоронили своих покойников, монахи начинали звонить в колокола.
В один из дней умер почитаемый всеми раввин, и его понесли на кладбище. Но когда, как обычно, раздался колокольный звон, случилось чудо: покойник сел на погребальных носилках и стал читать молитвы, проклиная тех, кто мешал ему упокоиться с миром.
От этих проклятий монастырь начал уходить под землю; прибежали перепуганные монахи, умоляя о милости, – с большим трудом евреи уговорили раввина прекратить молитвы и лечь на носилки, чтобы завершить ритуальный обряд.
С тех пор, повествует сказание, монастырь францисканцев стоит ниже еврейского кладбища.
*** *** ***
Рабби Барух из Меджибожа, внук Баал Шем Това, говорил:
– На первый взгляд неясно, зачем Бог сотворил забывчивость. Но без нее человек постоянно думал бы о смерти, не строил дома, не занимался полезными делами, – вот почему Господь сделал человека забывчивым.
Раввин Адин Штейнзальц:
«Человек подсознательно уверен в собственном бессмертии. Разумеется, люди умирают, но это другие люди, – ведь я-то не из таких, со мной оно не случится… Рамбам, размышляя над этим явлением, называл такую установку безумием, однако полагал, что безумие – необходимая предпосылка развития.
Действительно, если ты можешь умереть в любой момент, стоит ли строить дворец, который простоит двести лет? Но только благодаря этому безумию, говорит Рамбам, в мире существуют дворцы».
*** *** ***
Паулина Венгерова, о смерти мужа (конец девятнадцатого века):
«У нашего дома собралась толпа. Друзья-неевреи принесли венки, но по моей просьбе их оставили дома. На кладбище читали молитвы, мои дети и я надрезали одежды на груди. Из толпы провожающих вышел проповедник и произнес речь, которую завершил словами:
– Даже если при жизни он и нарушал некоторые еврейские обычаи, можно громко сказать: он любил народ Израиля».
*** *** ***
В 1904 году умер в Москве Калонимос Вольф Высоцкий, основатель чайной фирмы, существующей по сей день. В газете «Московские ведомости» опубликовали сообщение о дне и часе погребения с таким добавлением: «Согласно предсмертной воле покойного просят венки не возлагать».
По еврейской традиции умерших хоронят без цветов и музыки. Из воспоминаний первого десятилетия советской власти:
«Пришли комсомольцы разорять синагогу, среди них были и евреи. А моя прабабушка стоит с каменным лицом, смотрит на них и повторяет: ”Мит музыка! Мит музыка! Мит музыка!..”
Это означает, что она посылала им проклятия: чтобы этих евреев, разорителей синагоги, похоронили с музыкой, с музыкой, с музыкой!..»
*** *** ***
Напитавшись дождем,
Я воспряну, я вырвусь на волю
Из могилы глубокой,
Сквозь комья земли полевой,
И увижу я небо –
Кустами, цветами, травой,
И зажмурю глаза,
Обожженные зноем и болью.
Рахель,
перевод с иврита Якова Хромченко.
назад ~ ОГЛАВЛЕНИЕ ~ далее