Проза
Глава шестая
ВРЕМЯ СКОРБЕТЬ
1
Прошли дни и недели, месяцы и годы, колотушка вновь простучала в местечке, два раза по каждой двери.
Ушел из жизни Моше Лейб, не стало и Сарры Зисл, жены его.
Где он умер, там она умерла. Где его погребли, там и ее.
Раббан Шимон бен Гамлиэль установил в первом веке: всех хоронить одинаково, чтобы бедные родственники не стыдились, а богатые не выделялись пышностью похорон.
«Тахрихим» – саван, белизна которого указывает на отсутствие желаний – один и тот же для покрытия бедного и богатого, мудреца и простака, ибо на верховном суде «вельможа не отличается от неимущего».
Сказано в Талмуде: «Человек приходит в мир со сжатыми ладонями и как бы говорит: весь мир мой, а уходит из него с открытыми ладонями, как бы показывая: смотрите, я ничего не беру с собой».
В саване нет карманов.
Закон требует достойно погребать каждого умершего, даже того, кто казнен за совершенное преступление, – вот тому одно из объяснений: «Человек может низко упасть, однако необходимо помнить: тело покойного было вместилищем Божественного духа, и мы обязаны почитать его – не столько за то, кем человек был, сколько за то, кем он мог стать».
Сарру Зисл – как и Моше Лейба, мужа ее – похоронили по вековому обряду, неизменному по сей день. На ее похоронах присутствовали жители местечка; каждый из них знал: «Как ты оплакиваешь, так и тебя будут оплакивать; как ты несешь, так и тебя понесут; как ты хоронишь, так и тебя предадут земле».
Шломо Гирш, старший сын, прочитал поминальную молитву по матери, ближайшие родственники надорвали одежды в знак скорби и безвозвратной утраты. Представитель погребального братства произнес молитву «цидук га-дин» – «оправдание приговора», которая начинается словами: «Совершенно дело Его, ибо все пути Его справедливы…»
Затем прозвучала молитва «Эль мале рахамим» – «Бог, милостивый на небесах», последние слова которой: «Да почиет она в мире на ложе своем. И скажем: амен!» Погребальный обряд завершили обращением к покойной: «Сарра Зисл, всё это сделали мы в твою честь. И если совершили что-то не так, прости нас».
2
Законы и традиции иудаизма определяют порядок траура, и после погребения скорбящие проходят через три периода.
Первый из них называется «шива» – семь дней, которые начинаются с момента окончания похорон («шива» на иврите – семь).
Второй период – «шлошим»: с восьмого дня после погребения до исхода тридцатого дня («шлошим» на иврите – тридцать).
И третий период траура – двенадцать месяцев после смерти одного из родителей.
Об этом и будем теперь рассказывать.
Закон определяет, что следует соблюдать траур по мужу и жене, отцу и матери, сыну и дочери, брату и сестре. Близкие родственники возвращаются с кладбища в «дом плача», где умер покойный, и проводят там семь дней.
В день похорон не принято, чтобы скорбящие готовили или разогревали какую- либо пищу (да и нет на это силы и желаний), потому соседи приносят необходимое для первой «трапезы сочувствия», которую принято проводить в молчании.
В давние века богатые несли еду в дорогих корзинах, бедные – в корзинках из древесной коры, и мудрецы установили: пусть будут у всех простые корзины, чтобы не устыдить неимущих.
Семь дней скорбящие не выходят из дома (кроме субботней молитвы в синагоге), сидят на полу или на низкой скамейке и не занимаются повседневными заботами.
Семь дней принято оставлять дверь дома открытой; приходят без приглашения друзья и соседи – утешать и вспоминать покойного, чтобы родственники не замкнулись в своем горе.
Семь суток горит поминальная «нер нешама» («свеча души»), напоминанием о том, что «душа человека – светильник Господа».
Каменец-Литовск, середина девятнадцатого века:
«Все дни, пока сидели ”шива”, в доме было тесно от родни. Оставались ночевать там же, на полу, на сене. Всё это делалось для того, чтобы скорбящим было не так тяжко».
В семь дней траура запрещены интимные отношения.
Нельзя слушать музыку и играть на музыкальных инструментах.
Развлекаться каким-либо образом.
Стричься и бриться, пользоваться косметикой, духами и одеколоном.
Три раза в день приходят на молитву не менее десяти мужчин, прочитать со скорбящими поминальную молитву.
«Шулхан арух» устанавливает правила поведения в первый период траура, разрешая работать лишь в исключительных случаях, начиная с четвертого дня.
«Даже нищему, живущему на подаяния, первые три дня нельзя собирать пожертвования. Сказали мудрецы: ”Проклятие ляжет на тех соседей, которые вынуждают скорбящего работать”, – их долг помогать бедняку, особенно в те дни, когда он соблюдает траур».
Родственники покойного читают в Библии Плач Ирмиягу – народную скорбь о разрушении Первого Иерусалимского Храма, и Книгу Иова, человека непорочного и справедливого, который потерял детей своих и богатство по воле Бога, испытавшего его.
«И сказала Иову жена его:
– Похули Господа и умри.
Но он сказал ей:
– Как одна из негодных ты говоришь. Неужели доброе примем от Бога, а злое не примем?.. Вот, Он убивает меня, а я на Него надеюсь».
Владимир Жаботинский, из книги «Пятеро»:
«Игнац Альбертович сидел, как полагается, на полу в гостиной, небритый по траурному уставу, и читал по уставу книгу Иова, из толстой Библии с русским переводом. Принял меня спокойно, говорил тихо; не о (погибшей) Марусе, а главным образом об Иове.
– Замечательная книга. Конечно, только теперь ее понимаешь, как следует».
3
И опять из рассказов Глюкель из Гамельна (семнадцатый век):
«Всем суждены горькие утраты. Но печаль и траур не помогают, а только подрывают телесные силы и ослабляют душу. Никто, угнетенный телесным недугом, не сможет служить Господу как должно.
Даже пророки, – когда просили Дух Божий сойти на них, – играли на свирели, арфе и на маленьких барабанах, чтобы возрадовались все части тела, ибо Дух Божий не спешит приходить к тем, кто удручен» (потому утверждали мудрецы: «Нет пророка в печали»).
Талмуд определяет начальный период траура, используя такое сравнение: первые три дня у скорбящего ощущение, будто меч подвешен над его головой, в последующие дни – будто меч в углу комнаты.
«Книга благочестивых» разъясняет это:
«Жизнь сильнее смерти, и за скорбью должно последовать утешение. Оплакивай покойного три дня, поминай его семь дней, носи траурную одежду тридцать дней. Если будешь дольше скорбеть, Бог скажет: разве ты более сердоболен, чем Я?»
На седьмой день идут первый раз на могилу умершего, читают поминальную молитву; на этом «шива» заканчивается, наступает период траура до тридцатого дня с момента погребения – и постепенное возвращение к нормальной жизни.
Родственники покойного занимаются привычными делами, начинают работать, но в «шлошим» нельзя стричься и бриться, слушать музыку, ходить в гости и приглашать гостей, доставлять себе иные удовольствия. Однако в эти дни замужней женщине и невесте разрешено заботиться о своей привлекательности, чтобы нравиться мужу или жениху.
По окончании «шлошим» родственники и друзья посещают могилу и устраивают поминовение души усопшего, чтобы, как сказано в Свитке Рут, «не исчезло имя умершего из среды братьев его и из ворот (родного) места его».
Вспоминают покойного возле места его погребения, читают псалмы, произносят кадиш: «Да возвеличится и освятится великое имя Его…» и «Эль мале рахамим»: «Бог, милостивый на небесах…».
Прежде чем уйти с кладбища, каждый кладет камушек на могилу – знаком памяти об ушедшем из жизни.
На тридцатый день заканчивается траур по ближайшим родственникам, но если умерли отец или мать, начинается третий период – двенадцать месяцев траура сыновей и дочерей со дня их смерти.
Всё это время избегают веселья и развлечений.
Не покупают новую вещь или новую одежду – только если это очень уж необходимо.
Сыновья ежедневно читают в синагоге поминальную молитву об умершем родителе (если скорбящий живет там, где невозможно собрать десять евреев, следует нанять еврея в другом месте для чтения этой молитвы).
Старшего сына в шутку называют «мой кадиш», но случается так, что у покойного не было сыновей, тогда тоже нанимают мужчину для чтения поминальной молитвы. А по окончании года траура не следует утешать скорбящих, чтобы не вызывать у них печальных воспоминаний.
Стоит непременно упомянуть, что еврейская традиция сохранила имена сынов и дочерей человеческих, которые живыми вошли в рай и заслужили вечную жизнь, – первым из них был Ханох, из седьмого поколения от сотворения Адама.
Сказано в Торе кратко: «И ходил Ханох пред Богом, и не стало его, ибо взял его Бог».
В книге «Премудрость Бен-Сиры» указано более подробно (второй век до новой эры): «Не было порока в Ханохе, ходил он путями Божьими и был взят на небо – примером подлинной мудрости для всех поколений».
И однажды, когда Ханох говорил с народом, все увидели: летит с неба на землю исполинский конь, а точнее, подобие коня.
Сказал Ханох:
– Подошло время уйти от вас навсегда.
Конь встал перед Ханохом, тот сел на него, поехал неторопливо, а люди шли следом.
– Возвращайтесь в дома свои, – говорил им, – чтобы не умереть вам в пути.
Но они шли следом, руки тянули к учителю:
– Куда ты пойдешь, туда и мы…
Налетела буря, и Ханох вознесся живым на небо, не испытав мучений смерти.
4
Царь Шломо, из Книги Когелет:
Участь человеческая и участь скотины –
одна и та же участь:
как тем умирать, так умирать и этим;
дыханье одно у всех,
и нет превосходства человека над скотом…
Ибо в тщете пришел (человек), во тьму уйдет,
и тьма имя его сокроет…
Полная безысходность, казалось бы, к которой нет и не может быть привыкания.
Рав Йосеф Дов Соловейчик – его слова:
«Еврейский Закон не одобряет молчаливого безразличия к мертвому. Он хочет услышать крик отчаяния, увидеть горячие слезы, смывающие человеческое бессердечие и черствость…
Реакция на смерть – это стон боли и ужаса. Потерпев поражение от рук смерти, человек впадает в отчаяние. Он побежден, его молитвы отвергнуты, он заброшен и одинок, начинает сомневаться в смысле собственного существования…
Скорбящему предстоит нелегкий труд – собирать осколки разбитой души и восстанавливать себя как личность, с ее достоинством и исключительностью. До этого момента он повторял себе, что человек не лучше скотины… но Закон говорит ему: смерть действительно безобразна и страшна, она преследует каждого, стараясь уничтожить его, – всё это так.
Однако человек должен принять вызов, который бросает ему смерть, преодолеть себя и созидать, зная, что может и не увидеть величественное здание; сажать, зная, что может и не вкусить плодов… Как ни кратки наши годы, жизнь приобретает вневременную ценность, если мы участвуем в передаче традиции».
*** *** ***
Живым взят на небо, «не вкусив смерти», и пророк Элиягу, – это произошло на глазах его ученика Элишы (Елисея).
Перед ними расступились воды Иордана, «и было, когда они шли и разговаривали, появилась колесница огненная и кони огненные; и отделили они одного от другого, и вознесся Элиягу в вихре на небо. Элиша же, увидев это, вскричал: отец мой! отец мой!.. И не видел его более».
Взойдя на небо, Элиягу сохранил некоторые физические свойства, чтобы посещать землю, преодолевая ее из конца в конец.
Во многих преданиях рассказывается о том, как он является людям в разных обличьях, когда требуется его вмешательство. Защищает слабых, исцеляет страждущих, присутствует при обрезании новорожденных, а также посещает ученых и обучает их тайному знанию.
*** *** ***
Библия запрещает евреям подражать окрестным народам, которые в знак скорби по умершему кололи себя ножом, царапали до крови, выдирали волосы, накалывали траурные татуировки и занимались самобичеванием.
Потому остерегает Тора: «Царапин по умершему не делайте на теле вашем, и наколотой надписи не делайте на себе» – это приравнивается к идолопоклонству.
*** *** ***
Во время семидневного траура скорбящий не должен «доставлять удовольствие телу», ему только разрешается мыть лицо, руки и ноги холодной водой, – однако Талмуд приводит пример нарушения запрета
Рабан Гамлиэль мылся в первую ночь после смерти жены.
Сказали ученики его:
– Не ты ли учил, наставник наш, что находящемуся в трауре мыться нельзя?
Ответил им:
– Я человек с повышенной чувствительностью, и не могу иначе.
Объяснение этого, возможно, такое.
Рабан Гамлиэль страдал, лишая себя омовения, запрет же мыться в дни траура установлен для лишения удовольствий, а не для того, чтобы причинять страдания.
*** *** ***
Леа Гольдберг умерла в дождливый день,
Как и писала в своих стихах;
И перенесла свои похороны
Назавтра, на солнечный день,
Как только она могла…
Ее печальные глаза – единственные,
Способные состязаться с глазами отца моего…
Теперь они оба там.
Иегуда Амихай, «Памяти Леи Гольдберг»,
перевод с иврита Адольфа Гомона.
назад ~ ОГЛАВЛЕНИЕ ~ далее