ОЧЕРК ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТИЙ

Создание гетто на территории Прибалтики. Транснистрия

1

Ицхак Рудашевский, из дневника:

"Прекрасное солнечное утро. Улицы запружены литовцами. Город бурлит… И вот передо мной открывается средневековая картина: переселение в гетто, черно-серая масса людей, впряженных в повозки с наваленными тюками… Женщина стоит посреди узлов. Ей не под силу их унести. Она горько плачет и заламывает руки. И вдруг все вокруг начинают плакать. Все рыдают…

Я иду нагруженный и злой. Литовцы подгоняют нас, не дают отдохнуть… Вот ворота гетто. Я чувствую, что меня ограбили, у меня украли мою свободу, мой дом и знакомые улицы Вильно, которые я так люблю. Я отрезан от всего, что мне дорого и близко…

Непрерывно идет дождь. Мы так печальны, так одиноки! Нас выставили на осмеяние и унижение… Какая трагедия и боль отражаются в каждом разбитом кирпиче, в каждой темной трещине, в каждом куске штукатурки с обрывком обоев… Как привидение, стоят в гетто голые руины, и жалуются, и не дают покоя, и бередят раны...

Должен ли я изо дня в день видеть замурованные ворота гетто, должен ли я в свои лучшие годы видеть только одну маленькую улицу, несколько душных двориков?.. Я хочу крикнуть времени, чтобы оно остановилось, не бежало. Я хочу взять обратно мой прошлый год и сохранить его на потом, для новой жизни.

Второе мое ощущение сегодня – это сила и надежда. Я не чувствую ни малейшего отчаяния. Мне исполнилось пятнадцать лет, и я живу с верой в будущее. Я не сомневаюсь в нем и вижу перед собой солнце, солнце и солнце…"

Ицхак Рудашевский погиб в сентябре 1943 года, во время окончательной ликвидации гетто Вильнюса. Последние слова в его дневнике: " Может быть, мы обречены на самое худшее…"

2

С октября 1941 года евреев Риги согнали на окраину города, где они разместились в невероятной тесноте, и местная газета на латышском языке сообщила: "Рижское гетто – 30 000 жидов за колючей проволокой". Из воспоминаний: "Наконец гетто закрыли. Официально заявлено, что вся связь с внешним миром прекращается. При разговоре или передаче чего-либо через проволоку постовые будут стрелять… На следующий день после закрытия гетто поймали в городе еврейского парня, ночевавшего у своей подруги-христианки. Его привели в гетто и расстреляли… Для острастки труп не убирали".

В ноябре рижское гетто разделили на две части: в "малое гетто" попали работоспособные мужчины и женщины, а в "большом гетто" начали уничтожение его жителей. Массовые карательные акции проходили с 30 ноября до 8 декабря 1941 года. Большинство обитателей гетто вывезли на железнодорожную станцию Румбула недалеко от Риги – там были заранее приготовлены гигантские могилы. По немецким документам‚ во время этих акций было расстреляно до 28 000 человек‚ включая 922 еврея‚ привезенных на поезде из Берлина. В еврейском доме сирот находились больные дети – их уничтожили без применения огнестрельного оружия.

Около 4500 человек оставили в живых; это были специалисты‚ которые жили в рабочем лагере "малого гетто", но и там время от времени проводили облавы, загоняли людей в автобусы и увозили на расстрел. В Ригу привозили евреев из Германии, Австрии и Чехии – большинство из них уничтожали в Румбуле сразу после прибытия, а остальных размещали в "большом гетто", опустевшем после уничтожения рижских евреев.

"У ворот гетто… как статуя, стоит красавец-офицер‚ новый помощник коменданта гетто. Он красив. Такие глаза‚ как у него‚ редко встретишь‚ но это не человеческие глаза‚ а просто органы зрения. Они как светлое прозрачное стекло‚ как мертвый красивый камень. В них нет ни злобы‚ ни скуки‚ ни любви‚ ни ненависти; они видят‚ но ничего не выражают. Искать жалости, пощады в этих глазах так же безнадежно‚ как заставить их смеяться..."

Кроме Риги на территории Латвии оставалось еще два гетто. В Даугавпилсе к концу 1941 года, после карательных акций, было не более 1000 евреев, которых разместили в старом здании: "Немцы говорили, что оно не годится и для лошадей. Доктор Гуревич сказал, что дети не проживут здесь больше двух месяцев. Но дети прожили дольше…" Гетто в Лиепае насчитывало более 800 человек; во всех остальных городах и деревнях Латвии еврейское население было уничтожено.

В Вильнюсе к началу оккупации находилось более 50 000 евреев, отрезанных от прочего мира. Ружка Корчак: "Вильнюс жил своим горем, своими событиями и слухами в полном неведении о том, что творится за его пределами…" – "Немцы в Вильнюсе уже два месяца, уже увезены неизвестно куда тысячи людей, как правило, молодые, здоровые мужчины; в массовых могилах уже покоятся тысячи убитых, а оставшиеся в живых еще верят, что евреев отправляют в "арбейтслагер" – ведь на Востоке нужны рабочие руки…" – "Правда еще неизвестна живым. И они жадно ловят слухи, что ни день, то новые… Теперь по городу ходит слух, что евреев запрут в гетто…"

В сентябре 1941 года в Вильнюсе создали два гетто: "Посреди ночи литовцы выгоняют евреев из квартир… пинают и понукают, как бессловесное стадо. На улицах – сумятица, неразбериха; старики, дети, калеки… младенцы в колясках. Люди покидают дома, в которых они родились, росли, страдали и радовались, и уходят в неизвестность. От всего нажитого им оставлен закинутый за спину жалкий узел…" – "Остатки мебели и вещей поручают знакомым, соседям, дворникам, обещая за сохранность хорошую плату. Те, разумеется, всё забирают. "Вещи останутся вашими, – приговаривают они. – У нас надежно". Каждый из них выражает свое сочувствие, каждый не может скрыть нетерпения – поскорее отделаться от бывших соседей, не может скрыть жадной дрожи в руках, хватающих еврейские вещи".

В Судный день 1941 года первые партии обреченных из "малого гетто" погнали на расстрел в Понары, неподалеку от Вильнюса, и к концу октября оно перестало существовать. "Гетто, куда в день его создания согнали 11 000 евреев, теперь пусто. Чудом спасшиеся одиночки пробираются всеми возможными и невозможными путями в "большое гетто", единственное для них убежище. Пробираются через печные трубы, через подземелья, чтобы, добравшись, снова скрываться: ведь они – нелегальные".

Началась жизнь в "большом гетто", прерываемая время от времени карательными акциями и слухами о том, что "в Понарах снова копают рвы". Огороженная территория постепенно пустела, не было такой семьи, которая не оплакивала бы своих близких. "На улицах уже не встретить старика, бредущего своей дорогой, опираясь на палку, или старушку, продающую сигареты на углу. Остался только один – старый виленский попрошайка, калека с парализованными ногами. Дважды забирали его, но так как никто за ним не присматривал (без ног – не удерет), он дважды уползал на животе и спасался. Спасся он и на сей раз – наш единственный "шнорер", единственный попрошайка во всем еврейском Вильно".

К весне 1942 года в "большом гетто" Вильнюса оставалось в живых около 15 000 человек. "Особенно много безумных появилось после массовых расстрелов… Всех сошедших с ума немцы забирают и немедленно уничтожают…" – " Всего страшнее участь маленьких детей… совершенно одиноких, каким-то чудом уцелевших в этом море смерти…"

Авраам Суцкевер (гетто Вильнюса): "Явился Швайнбергер с засученными, как у мясника, рукавами, с нагайкой в руке… Он высок, элегантен, у него нежная, как у девушки, кожа… Швайнбергер крайне чувствителен. Услышав однажды, как еврейская женщина пела за работой, он подарил ей золотую брошь, только что снятую с убитой: "Ваш голос довел меня до слез", – сказал он…"

3

После прихода немцев евреям Каунаса "запретили ходить по тротуарам, ездить на автомашинах, автобусах и велосипедах, торговать в магазинах и на базарах, разговаривать с местным населением, въезжать в город и выезжать из города, посещать рестораны, театры, кино, школы и университеты. Еврей, появившийся на улице без желтого "магендавида" на груди и на спине, подлежал расстрелу…" – "Наконец объявили, что до 15 августа все евреи обязаны переехать в Слободку – на окраине города, за Неманом…"

Слободка была центром еврейского религиозного образования. Молодежь обучалась там в иешивах; там располагалась и знаменитая Слободкинская иешива, в которую стремились попасть многие, там же поселились евреи, желавшие находиться в атмосфере благочестия и неуклонного исполнения заповедей. Местные жители разрушили в Слободке синагоги, уничтожили свитки Торы, убили раввинов, учеников иешив и еврейские семьи, которые жили в том районе. После этого евреев Каунаса согнали в Слободку, создали гетто и огородили его под предлогом защиты от "гнева" окружающего населения.

Из первых впечатлений девочки, попавшей в гетто: "Тут и там стены Слободки были заляпаны ярко-красными пятнами. Мне это понравилось – красный цвет был моим любимым. Помню, я попыталась поделиться своей радостью с родителями: "Смотрите, как красиво разрисовано…" Никто не сказал мне ни слова. Я всё поняла сама. Это была человеческая кровь…" Вскоре объявили, что "для студентов и людей с высшим образованием выделены специальные рабочие места… Сотни молодых людей собрались на площади – в надежде на работу, которая даст возможность поддержать родителей… Всех до единого их расстреляли из пулеметов…"

Из дневника Е. Бувидайте-Куторгене (Каунас, 1941 год):

"12 августа. Сегодня я была в гетто… у знакомых врачей. В одной комнатушке в восемь квадратных метров живут две семьи… Понимают, что они обречены… Работы нет, еды нет, света нет, топлива нет, книг нет… И ожидание неминуемой смерти!..

8 сентября. В гетто каждый день убивают… Ходят упорные слухи, что до октября все евреи будут уничтожены; в провинции уже убили всех женщин и детей. Страшно!

2 октября. Их гонят в ямы, заранее уже вырытые, в ямы, на дне которых стоит холодная осенняя вода. Окрестные жители уверяют, что на другой день после массовой казни земля еще слегка колышется, вздрагивает, стонет…

30 октября. В ямы прежде всего бросали детей. Все убийцы были пьяны. Немецкий солдат-очевидец сказал моему знакомому, что он написал своей жене-католичке: "Вчера я убедился – Бога нет. Если бы Он был, то не мог бы допустить того, что свершилось…"

15 декабря. Зашла сегодня к коллеге; у нее тепло, уютно, за красивым чайным столом сидят гости… Как ни в чем не бывало, разговаривают о модах, портнихах, завивке и тому подобном…"

Труди Биргер:

"Самая жестокая и массовая акция в Каунасе состоялась 28 октября 1941 года… Стоял пронизывающий холод. Нас построили в колонны, а затем нацисты заставили всех пройти мимо немецкого офицера, стоявшего в совершенном одиночестве и определявшего судьбы едва ли не тридцати тысяч человеческих существ. Едва заметным движением руки он отправлял появлявшегося перед ним направо или налево. Направо означало работу, паек и какую-то безопасность; налево – смерть… Офицер был волен принимать любые решения, и мы могли заметить, что ему нравится разбивать семьи… В этот день увезли из гетто десять тысяч человек. Всех их убили за городом. Это место называлось Девятый форт. Десять тысяч человек! И это было только начало..."

Через день после той акции прибежал в гетто десятилетний Ицик Блох – он был в одной рубашке, испачканной кровью. Мальчик видел, как расстреливали евреев; мать крикнула ему: "Спасайся! " – он побежал, в него стреляли, но не попали. Когда Ицик рассказывал эту историю, ему не верили, не хотели, не могли поверить… Вскоре привезли евреев из стран Европы. "Они были хорошо одеты, с чемоданами. Шли с вокзала бодрые и почти веселые: они думали, что их привезли на работу. Через несколько дней их уже не было в живых…"

После акций уничтожения гетто Каунаса насчитывало около 15 000 человек. В гетто Шяуляя оставалось менее 5000 евреев, в Свенцянах – около 500; почти все еврейские общины Литвы к концу 1941 года перестали существовать.

4

Румыния была союзницей Германии в той войне. В последние дни июня 1941 года в румынском городе Яссы убили за два дня погрома не менее 10 000 евреев; их обвинили в том, что подавали сигналы советским летчикам, совершавшим налеты на город.

Румынская армия начала боевые действия 1 июля 1941 года. Еще шли бои на территории Бессарабии и Северной Буковины, а румынские солдаты и жандармы при содействии эйнзацгруппы "D" и местных добровольцев уже приступили к массовому убийству евреев. Немецкое командование докладывало из Бессарабии: "У румын нет никакой системы в обращении с евреями. Не может быть возражений против многочисленных казней, если сами казни организованы надлежащим образом. Однако румыны обычно оставляют тела казненных на месте расстрела и не закапывают их. В связи с этим эйнзацкоманда выпустила инструкцию для румынской полиции, предписывающую действовать более упорядоченно".

Румыния‚ союзница Германии‚ получила во владение Молдавию и земли Украины между реками Днестр и Южный Буг (Одесскую область, южные районы Винницкой и западные районы Николаевской областей); эта территория получила название Транснистрия (Заднестровье). В состав Транснистрии входили Жмеринка‚ Тульчин‚ Могилев- Подольский‚ Бершадь, Балта, Брацлав, Шаргород и другие города и местечки; Одесса стала ее административным центром. Заместитель председателя Совета министров Румынии заявил на заседании правительства: "Я за принудительное переселение евреев из Бессарабии и Буковины, их нужно выбросить за границу… Мне всё равно, если история назовет нас варварами… Прошу вас быть неумолимыми… Если нужно – стреляйте из автоматов".

С сентября 1941 года началось изгнание евреев из Бессарабии и Буковины, а также из некоторых городов Румынии: их свозили в места временного содержания, а затем отправляли пешком в Транснистрию. В пути люди слабели от голода, жажды, усталости; конвойные их избивали, отбирали вещи, насиловали женщин; вдоль дорог были заготовлены огромные ямы, куда сбрасывали тела погибших. "Крестьяне из близлежащих деревень приносили продовольствие в обмен на одежду и другие вещи, которые у нас еще не отняли… За рубашку мы получали яйцо, за брюки – буханку хлеба, за пару обуви – бутылку молока. Жандармы прогоняли крестьян, но они продолжали идти за нами, преследуя отстающих, раздевая и грабя тех, кто падал без сил у обочины дороги".

Шая Клейман:

"Всё еврейское население… погнали пешком, под конвоем жандармов. Отстававших пристреливали или забивали палками. Днем нас гнали, а вечером мы останавливались в каком-нибудь колхозном дворе, складе, коровнике…

Нас всё время грабили, нередко раздевали, снимали головные уборы, а время было очень холодным – морозы, снег… По дороге к нам присоединяли евреев из тех мест, где мы проходили… Убежать было не трудно, просто некуда было бежать…

Помню страшную деревню, где мы остановились. Нас расположили в колхозном коровнике, который был полон трупов умерших и полуживых, еще дышащих людей. Наверно, за день до нас здесь прошла другая колонна евреев…

Во время привала к нам подошел немецкий офицер интеллигентного вида. Он увидел двух женщин, мать и дочь, закутанных в красивые и добротные покрывала. Офицер сказал им, что скоро их убьют и очень жалко, чтобы такие ценные вещи пропали. Поэтому он заберет у них покрывала, а им пошлет обед, чтобы они сытно поели напоследок. Он выполнил обещанное…"

Румыны депортировали в Транснистрию не менее 150 000 человек. Многие погибли в пути, утонули при переправе через Днестр, были застрелены охранниками; выживших разместили в гетто городов и в рабочих лагерях Транснистрии совместно с еврейским населением юга Украины. Лейзер Зингер (было ему тогда пять лет): "Нас загнали в свинарники, которые и стали нашим жильем. Жильем без дверей, а когда наступили морозы – и без окон: их выбили жандармы, чтобы нам, по их словам, не было жарко".

В Бершади собрали в гетто более 5000 евреев Украины, Бессарабии, Буковины. "Сыпной тиф, голод. Люди умирали по 150–200 человек в день. Их не хоронили, а грузили на украинскую гарбу, вывозили и выбрасывали зимой в поле…" – "Расстреливали за всё: за то, что ты еврей, за то, что ты еще жив… Ночью раздавались крики тех, кого собирались уничтожить, и никто никому не мог помочь…"

В Жмеринке "взрослых и детей заставляли ремонтировать пути, убирать вокзал, а летом водили на сельскохозяйственные работы. Помню случай, когда нас послали собирать гусениц с капусты; если надзиратель находил гусеницу, он заставлял ее съесть. К концу работы у детей началась рвота, они не могли стоять на ногах…"

На территории Транснистрии создали лагерь смерти Печора‚ один из самых страшных лагерей в румынской зоне оккупации. Туда сгоняли евреев из городов и местечек Украины, а также из Бессарабии и Буковины, – большинство из них погибло от голода и болезней, смертность у детей была почти стопроцентной. "Нас поместили в бывшую конюшню без крыши. Дождь лил беспрерывно, согреться негде, достать продукты невозможно. За попытку обменять вещи убивали. Опухшие от голода, мы ожидали конца…" – "Людей живьем съедали вши. Утром вставали, выходили во двор и стряхивали насекомых. Зимой снег был устлан ими…" – "Ночами, когда полицаи пьянствовали, узники пробирались в село к крестьянам выпрашивать еду… Весной на территории лагеря не было ни травинки, все кусты обглоданы…" – "Моя родственница взобралась на ограду и предлагала поменять свое платье на свеклу или картошку. Полицай Сабанский выстрелил и попал ей в голову. А дети ее умерли от голода здесь же, в лагере..." – "Появились чесотка, тиф, малярия… Обессилевшие люди уже не могли ходить и передвигались ползком… Трупы грузили на сани, впрягали в них людей, которые копали ямы для трупов и сваливали их туда…"

Клара Кановская, Могилев-Подольский: "В гетто я находилась до ноября 1943 года. Было трудно: сирота, одинокая пылинка в городе, где хозяйничают полицейские – немецкие, румынские, украинские; все над тобой паны, все издеваются, а ты, наперекор судьбе, голодная, раздетая, разутая, хочешь жить и выжить…"

5

В рижском гетто находился еврейский историк С. Дубнов. Его путь в Ригу был непростым: в 1922 году Дубнов уехал из советской России в Берлин и вскоре отметил в дневнике: "Мировые преспективы мрачны. Нет мира на земле и в душах людей…" В Берлине Дубнов много работал, выходили в свет его книги, в том числе десятитомная "Всемирная история еврейского народа" на иврите, идиш и немецком языке. После прихода Гитлера к власти в дневнике Дубнова появилась запись: "В России я прожил под властью большевиков четыре с половиной года; в гитлеровской Германии не мог выдержать больше семи месяцев… Задыхаюсь в царстве зла, ненависти и насилия. Нет больше мочи дышать этим отравленным воздухом, а взять посох странника в семьдесят два года нелегко".

В августе 1933 года Дубнов переехал в Ригу, где его "Всемирная история еврейского народа" вышла в свет на русском языке. Весной 1940 года, незадолго до вступления советских войск в Латвию, Дубнов отправил письмо в Тель-Авив: "Друзья в Америке беспокоились о моем самочувствии и прислали разрешение на въезд в Нью-Йорк. Также из Эрец Исраэль я получил приглашение приехать и там поселиться. Из этих двух возможностей я бы выбрал Сион, но в дни таких потрясений и в годы седины моей не могу оставить "малое стадо" в Европе и удалиться, чтобы построить себе новый дом. Вероятно, указано мне с Небес остаться с братьями моими в юдоли плача".

В Риге была напечатана и "Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы для истории моего времени", в которой Дубнов собрал дневниковые записи за много лет. Первые два тома успели попасть к читателям; третий том "Книги жизни" описывал разгул антисемитизма в Германии и приход Гитлера к власти – его тираж, по всей вероятности, уничтожили немцы после захвата Риги в 1941 году. (Лишь после войны обнаружили единственный экземпляр, который историк успел отправить в Австралию, и третий том вышел повторно в Нью-Йорке.)

В "Книге жизни" приведена запись из дневника Дубнова (август 1917 года): "С ранней юности идея пацифизма казалась мне основою прогресса: пока люди воюют, они не вышли из дикого состояния. А на старости лет я дожил до самой чудовищной войны в трех видах: войны государств, войны наций внутри государств и войны классов внутри наций. Это и есть потоп, истребляющий преступное человечество. Страшно умереть, если не будет уверенности, что не повторится этот потоп, если не будет радуги мира между государствами, нациями, классами…" В тот момент Дубнов еще не догадывался, что в скором будущем увидит еще один вид человеческого озверения, которое не мог предположить, не мог угадать заранее, – когда один народ начнет убивать народ другой.

После прихода немцев Дубнов жил в гетто, вел дневник, приводил в порядок свой огромный архив. Ему шел тогда 82-й год. Была зима. Декабрь. Последние дни долгой жизни. Это он записал в дневнике почти за пятьдесят лет до этого: "Пора смотреть на жизнь спокойнее, под углом зрения вечности. Стань у своей борозды и возделывай ее, вложи в работу весь жар души, а когда тебя призовет Пославший тебя, иди и скажи: я готов, я свое дело сделал…"

8 декабря 1941 года, во время карательной акции, Дубнова вывели из дома и втолкнули в колонну смертников. Точная дата и место гибели его неизвестны. Рассказывали, что у Дубнова была высокая температура, он еле передвигал ноги, не поспевал за остальными, не мог взобраться в кузов грузовика. Полицейский вскинул винтовку и выстрелил ему в спину. Еще рассказывали, что последними его словами было: "Шрайбт‚ идн‚ шрайбт... " (" Записывайте‚ евреи‚ записывайте...") По другой версии‚ последние его слова таковы: "Братья, не забудьте, запомните всё, что видите! Братья, сохраните в памяти…" Но это‚ наверное‚ легенда.

К весне 1942 года, после поражения немцев под Москвой, массовые расстрелы евреев в Транснистрии прекратились. После Сталинграда правители Румынии поняли, что Германия проигрывает войну, а потому смягчили свое отношение к еврейскому населению и отказались депортировать в лагеря уничтожения евреев Транснистрии, еще остававшихся в живых.

В 1942 году евреи Румынии создали Комитет помощи, собирали пожертвования и – с согласия румынских властей – посылали в Транснистрию деньги, одежду, продовольствие и медикаменты, что помогло выжить многим обитателям гетто. Летом 1943 года, после очередных поражений на Восточном фронте, диктатор Й. Антонеску разрешил вернуться в Румынию из Транснистрии пожилым людям, бывшим офицерам и инвалидам Первой мировой войны, а также группе еврейских детей. В начале 1944 года, во время отступления, немецкие войска заняли Транснистрию, и Антонеску потребовал не проводить карательные акции против еврейского населения.

Исследователи полагают, что на территории Транснистрии погибло около 90 000 евреев, депортированных из Румынии, Бессарабии и Буковины. В гетто Могилева-Подольского было 16 000 евреев‚ многие из которых остались в живых. В гетто Балты после освобождения насчитали около 3000 человек.

***

Кишиневских евреев изолировали в гетто, а затем погнали в Транснистрию. К весне 1942 года в городе оставались два еврея – лучший портной Кишинева и бывший офицер румынской армии, который прежде служил вместе с Й. Антонеску.

В октябре 1941 года около 6000 евреев Черновиц выслали в Транснистрию; среди них были и садагорские хасиды, которые прошли по городу вместе со своим цадиком, неся в руках свитки Торы. Высылки из Черновиц продолжались; в гетто оставалось около 20 000 евреев – в основном, ремесленники и специалисты. Жизнь была нелегкой, однако акций по уничтожению не проводили, с разрешения властей даже проводили службы в синагоге. В Черновцах дожило до освобождения наибольшее количество евреев из всех гетто на оккупированных территориях СССР – 17 341 человек.

***

В Транснистрию, в город Шаргород, попали евреи из города Сучава в Южной Буковине во главе с руководителем общины Меиром Тейхом. "Пользуясь деньгами и ценностями, которые ему удалось вывезти из Сучавы, Тейх и его коллеги установили отношения с румынскими властями, что помогло им спасти жизни многих, в том числе большинства местных евреев... Шаргородских евреев не выгоняли из их домов, им не пришлось расставаться с семейными реликвиями, молитвенниками и ритуальными предметами… В Шаргороде многие пожилые евреи и люди средних лет выжили и смогли продолжить еврейскую жизнь после войны".

***

В семье Дубновых сохранялась память об их предке по имени рабби Йосеф, который жил в семнадцатом веке в городе Дубно на Волыни. Во время осады города казаками Хмельницкого поляки затворились в крепости, но евреев туда не пустили, и у стен крепости погибло более 1000 человек. С. Дубнов: "На могилах этих мучеников плакала вся община ежегодно в пост Тиша б-Ав… Я живо представляю себе фигуру моего предка рабби Йосефа из Дубно, как он поднимается с постели до рассвета и справляет обряд полночного траура, плачет о судьбе гонимой нации и поет сквозь слезы: "Доколе плач в Сионе и рыдания в Иерусалиме…"

Останки еврейского историка Семена Марковича Дубнова покоятся, быть может, в одной из могил Румбулы. (К концу 1941 года в белорусском городе Мстиславле, где родился Дубнов, были уничтожены все евреи.)

***

Тульчин в Транснистрии – румынские солдаты погнали евреев в долгий переход, в морозные дни; многие погибли по дороге, а выжившие попали в Печору – лагерь смерти. (Казаки Хмельницкого вырезали в Тульчине сотни евреев; их уничтожали и гайдамаки в восемнадцатом веке‚ а в 1919 году банда атамана Григорьева убила в городе 520 евреев.)

назад ~ ОГЛАВЛЕНИЕ ~ далее