История
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Заселение Эрец Исраэль.
Г. Меир в кибуце Мерхавия.
Кфар-Тавор.
Д. Бен-Гурион
1
В конце девятнадцатого века Герман Шапира предложил создать национальный фонд для приобретения земель в Эрец Исраэль. Его предложение приняли на сионистском конгрессе в 1901 году: так появился Керен каемет ле-Исраэль – Еврейский национальный фонд, общая касса евреев всего мира для приобретения и освоения земель в Эрец Исраэль. Фонд выпускал на продажу особые марки‚ устанавливал в домах и синагогах копилки для сбора денег, учредил "Золотую книгу", куда вписывали тех‚ кто жертвовал крупные суммы.
"С детских лет помню‚ – вспоминала Г. Меир‚ – синюю жестяную копилку‚ что стояла у нас в гостиной рядом с субботними свечами‚ в которую не только мы‚ но и наши гости еженедельно опускали монеты; такая синяя копилка имелась в каждом еврейском доме‚ где мы бывали". Опуская в копилку свои деньги‚ жители городов и местечек понимали‚ что‚ скорее всего‚ никогда не побывают в Эрец Исраэль‚ – землю выкупали для будущих поколений, она становилась собственностью всего еврейского народа.
Летом 1920 года Еврейский национальный фонд приобрел у арабской семьи Сурсук 50 000 дунамов земли в Изреэльской долине. В древности эта долина была очень плодородной; наши предки собирали там прекрасные урожаи‚ но к двадцатому веку многие ее земли превратились в заболоченные пространства‚ на которых практически никто не жил. В 1921 году у подножия горы Гильбоа появились первые палатки поселенцев: так началось заселение Изреэльской долины‚ и Гдуд га-авода создал там два кибуца – Эйн-Харод и Тель-Йосеф (на сегодняшней карте страны их нетрудно обнаружить между Афулой и Бейт-Шеаном). А вскоре неподалеку от них были основаны кибуцы Гева, Хефци-Ба, Гиннегар и Бейт-Альфа.
В Эйн-Хароде жил и работал будущий поэт А. Шлёнский: "То были дни, когда началось заселение долины Изреэль… Овеянные романтикой пейзажи Библии… никак не сочетались с неприглядным видом лысых гор и колючих кустарников. Только радость молодости и созидания спасала нас от кричащего противоречия между мечтой и действительностью, отыскивала в них некое подобие. Ярче всего это проявлялось в неистовой пляске "хора" в стиле того времени: "мы не хотим спать, хотим сходить с ума"… Прошлое решительно отвергалось в страстном желании всё изменить".
Первые поселенцы жили впроголодь посреди болот‚ которые предстояло осушить; их бараки протекали во время дождей‚ они заболевали малярией, однако рассказы‚ а порой и легенды о заселении Изреэльской долины увлекали молодежь в странах Европы‚ и новые группы отправлялись в путь. В 1921 году на вершине холма поставили несколько палаток, в каждой из которых поселились по три–четыре человека. Палатки переворачивало ветром, заливало зимними дождями – так возник мошав Нахалаль, поселение нового типа на основе частного и кооперативного сотрудничества. Сначала его жители соорудили хлев, а уж затем начали строить жилые помещения, используя доски от старых казарм британской армии; вслед за Нахалалем в тех же краях появился мошав Кфар-Иехезкель.
В 1920–1922 годах возникали поселения и в других местах. Репатрианты из Украины основали кибуц Кирьят-Анавим неподалеку от Иерусалима; севернее Хадеры появился кибуц Ган-Шмуэль, возле Хайфы – кибуц Ягур‚ а рядом с Дганией‚ "матерью кибуцов" на южной оконечности озера Кинерет‚ возникла еще одна Дгания: с тех пор их стали называть Дгания-Алеф и Дгания-Бет‚ то есть Дгания Первая и Дгания Вторая.
Первому ребенку, родившемуся в Дгании-Бет, дали имя Шломит: это была дочь Йосефа Фрумкина, одного из основателей кибуца. Сохранился его дневник на русском языке, в котором есть такие слова: "Родина пустынна и голодна, сожжена жарким солнцем; лихорадка и трахома, и прочее, прочее. Она зовет пионеров, которые должны подготовиться ко многим лишениям, чтобы устоять и приготовить нашу родину для массового переселения бездомных и страждущих… Устоять! Главное – устоять…"
В 1922 году возникло поселение Бен-Шемен восточнее Ришон ле-Циона; через два года польские хасиды основали Кфар-Хасидим юго-восточнее Хайфы и Бней-Брак возле Тель-Авива; еще через два года появился кибуц Мишмар га-Эмек в Изреэльской долине.
2
Анна Шохат, дочь Мани и Исраэля Шохат, основателей организации Га-Шомер, вспоминала 1920-е годы:
"Это было время всеобщей бедности. Еды постоянно не хватало. Мама была казначеем Рабочего батальона; ей постоянно приходилось брать взаймы в одном банке и нести в другой, чтобы погасить прежнюю задолженность. При помощи этого нехитрого приема она сумела без всякого основного капитала прокормить Кфар-Гилади, Рамат-Рахель, Тель-Йосеф, а возможно, и Тель-Хай.
Как и все кибуцные дети, мы жили в общежитии, которое занимало в Кфар-Гилади два барака. В каждой комнате стояли по две кровати, и спать приходилось по несколько человек в одной постели, "валетом". Перед сном вытаскивали друг у друга колючки из подошв, так как всё время ходили босиком, в дождь и снег. Потом стало полегче: спали в кровати уже по двое.
Не только взрослые – дети тоже немало трудились, и что такое каникулы, мы не знали. Еще в пятилетнем возрасте мой рабочий день начинался до рассвета. Работа и учеба, учеба и работа – и так всё время. В четыре часа утра мы выходили доить коз, в десять часов – вторая дойка, а в промежутке пасли скот. Летом мы вставали в три часа утра и обламывали созревшие початки кукурузы; в поле работали, конечно, босиком, потому что башмаков ни у кого не было. Пасли гусей и телят – это тоже поручали нам, а дети постарше уже выходили на пахоту и жатву.
Каждого из нас воспитывали в безусловной вере, что труд – это высшая ценность. И еще одна высшая ценность: не предавать товарища, не доносить. Каждый точно знал: если его схватят и начнут бить, выпытывая, где хранится оружие, – надо молчать, как бы ни было больно. Помню, как я представляла себе: вот меня хватают, меня пытают, но я не раскрываю рта.
Бывало, мы целыми ночами сидели на складе и наждачной бумагой очищали пули от ржавчины. Начистим до блеска, сложим кучками и рассуждаем, как будем себя вести, если попадемся. В одиннадцатилетнем возрасте начали изучать оружие; маузеры и парабеллумы мы могли разбирать и собирать с завязанными глазами. Это были, конечно, секретные занятия, которые проходили на сеновале.
Было еще одно потайное место, название которого мы даже не решались выговорить вслух. Верность и умение хранить тайну – эти два качества считались священными…"
3
Летом 1921 года из Египта пришел поезд‚ и на перрон в Тель-Авиве сошла группа людей‚ приехавших из Америки‚ – взрослые с детьми. "Трудно было выбрать более неудачное время для приезда‚ – вспоминала одна из рибывших. – Всё нас слепило – воздух‚ песок‚ белая штукатурка домов; всё пылало на полуденном солнце‚ и мы совсем увяли‚ когда‚ оглядев пустую платформу‚ поняли‚ что нас никто не встречает".
Они стояли на перроне под жгучим солнцем‚ смотрели на бескрайние пески и не знали куда идти‚ что делать. Была у них мечта‚ ради которой приехали из Америки‚ но реальность ошеломила, и один из мужчин сказал то ли в шутку‚ то ли всерьез: "Ну‚ Голда‚ ты хотела в Эрец Исраэль? Вот мы и приехали. А теперь можно ехать обратно, с нас хватит".
Добавим к сказанному‚ что Голда – это Голда Мейерсон‚ в будущем Голда Меир, которая рассказывала через много лет: "Наши представления о Палестине были довольно примитивны; мы собирались жить в палатках‚ поэтому перед отъездом я весело распродала всю нашу мебель‚ занавески‚ утюг‚ даже меховой воротник старого зимнего пальто (к чему в Палестине зимние вещи!) Единственное‚ что мы единодушно согласились взять с собой‚ был патефон с пластинками... Сможем, по крайней мере, слушать музыку в пустыне‚ куда мы держали путь".
Супруги Моррис и Голда Мейерсон подали заявление о приеме в кибуц Мерхавия в Изреэльской долине и неожиданно получили отказ. Причин было две: во-первых‚ кибуц не хотел принимать супружеские пары‚ "потому что дети – роскошь‚ которую не может позволить себе новое поселение"; а во-вторых‚ кибуцники не доверяли девушке из Америки‚ которая‚ по всей видимости‚ избалована и не сможет выполнять тяжелые работы. Голда потребовала дать им испытательный срок и вспоминала с удовлетворением: "Нас пригласили в Мерхавию на несколько дней‚ чтобы посмотреть на нас и сделать свои выводы. Я была уверена‚ что‚ в конце концов‚ они позволят нам остаться, – так оно и произошло".
Когда супруги Мейерсон поселились в Мерхавии‚ там жили 30 мужчин и семь женщин. Это была третья попытка заселить то место: "У нас уже была питьевая вода без пиявок. Была крыша над головой. Мы могли радоваться рощице, которая разрослась и давала тень. Но первым пришлось создавать всё это с самого начала. Многочисленные памятники на кладбище в Мерхавии говорили о понесенных жертвах".
Голда собирала миндаль‚ копала ямы для посадки деревьев, и каждый раз‚ опуская саженец в яму‚ сомневалась‚ выживет ли он среди камней‚ на жгучем солнце. "Возвращаясь в свою комнату по вечерам‚ я и пальцем не могла пошевелить‚ но знала‚ что если не приду на ужин‚ все начнут смеяться: "Что мы говорили? Вот вам американская девушка!" Я бы с радостью отказалась от ужина‚ потому что гороховая каша‚ которую мы ели‚ не стоила труда‚ затрачиваемого на то‚ чтобы поднести вилку ко рту‚ – но всё-таки шла в столовую. В конце концов деревья выжили‚ и я тоже. Через несколько месяцев нас с Моррисом приняли в члены кибуца‚ и Мерхавия стала моим домом".
"Кибуц находился между арабскими деревнями, и время от времени нас обстреливали… Меня научили не выходить по вечерам из дома в белом платье, так как белое видно издалека… Кибуцная жизнь в те годы была далеко не роскошна… Наш рацион состоял из прокисших каш‚ неочищенного растительного масла (арабы продавали его в мешках из козьих шкур‚ отчего оно невероятно горчило)‚ овощей с кибуцного огородика‚ мясных консервов‚ оставшихся после войны от британской армии‚ и одного неописуемого блюда‚ которое готовилось из селедки в томатном соусе".
Женщины кибуца не любили работу на кухне, считая ее унизительной: "они хотели делать те же работы‚ что и мужчины, – мостить дороги‚ мотыжить землю‚ строить дома‚ нести сторожевую службу". Когда подошла очередь Голды работать на кухне‚ она сразу же поменяла меню, избавившись от горького растительного масла, и стала готовить на завтрак овсянку‚ чтобы зимой "они могли съесть что-то горячее и питательное". "Никто не возражал против исчезновения растительного масла‚ но все восстали против овсянки: "Еда для младенцев! Эти ее американские идеи!"…"
Но Голда не сдавалась‚ и Мерхавия постепенно привыкла к овсянке. Затем "американская девушка" ввела еще одно новшество: прежде селедку подавали к столу разрезанной на куски, каждый сам снимал с нее кожу и вытирал руки о рабочую одежду‚ – Голда стала подавать селедку со снятой кожей. "Девушки возопили: "Вот‚ теперь она их и к этому приучит!" Но у меня был на это ответ: "Что бы вы делали у себя дома? Как бы подавали селедку к столу? А это ваш дом‚ ваша семья!.." Но самым "буржуазным" моим нововведением... оказалась "скатерть"‚ сделанная из простыни‚ которую по пятницам я стелила на столы для ужина, да еще цветы ставила посредине! Кибуцники вздыхали‚ ворчали‚ предупреждали‚ что наш кибуц будут "дразнить", – но позволили мне делать по-своему".
Но и это еще не всё. Девушки в кибуце носили в будние дни одинаковые платья‚ которые изготавливали самым примитивным способом: брали кусок мешковины‚ прорезали в нем дырку для головы, две дырки для рук‚ и получалось платье‚ которое подвязывали у пояса веревкой. Голда вспоминала: "Мне неважно было‚ что носить по будням‚ но одежду следовало непременно прогладить. И каждый вечер я тщательно гладила свой "мешок" тяжелым утюгом на углях‚ зная‚ что кибуцники не только считают меня сумасшедшей‚ но в глубине души подозревают‚ что я не настоящий пионер". Примирял всех с этой странной парой из Америки их патефон с пластинками; послушать музыку сходились по вечерам все жители кибуца, приходили даже из других поселений.
Это была тяжелая жизнь: долгое лето с невыносимой жарой‚ мухами и комарами, дождливая зима, когда кибуц утопал в грязи. Они переболели малярией‚ дизентерией‚ разными видами лихорадки; Голда работала в поле и курятнике‚ месила тесто‚ стирала белье кибуцников, делала любую работу наравне со всеми. Так прошли два с половиной года‚ а затем ее муж тяжело заболел‚ и молодой паре пришлось покинуть Мерхавию. К концу жизни Г. Меир‚ знаменитая Голда‚ известная уже на весь мир‚ написала такие слова: "Много есть вещей‚ в которых я не уверена‚ но одно знаю: если бы я осталась на всю жизнь в кибуце… это дало бы мне не меньшее внутреннее удовлетворение‚ чем моя государственная деятельность".
4
В 1882 году приехал из Гродно Реувен Пайкович – было ему тогда 15 лет. Работал в виноградниках и на строительстве дорог‚ очищал поля от камней‚ пахал землю в поселении Маханаим, был среди основателей Кфар-Тавора в Нижней Галилее. Он жил там со своей женой‚ у них родились три девочки и шесть мальчиков, один из которых – Игаль Алон, в будущем командир отрядов еврейской обороны‚ командующий Южным фронтом в Войне за независимость‚ министр в составе разных правительств‚ заместитель премьер-министра.
И. Алон, из книги воспоминаний "Отчий дом" (двадцатые годы двадцатого века): "В Кфар-Таворе в годы моего детства жили 35 крестьянских семейств… Большинство поселенцев были выходцами из Румынии‚ потом шли "бывшие русские"‚ одна семья приехала из Йемена‚ одна – из Ирака. Жили с нами и "геры", перешедшие в иудаизм русские крестьяне. Моего отца… связывала с "герами" хорошая трудовая дружба".
Во дворе их дома стоял курятник на сотню птиц‚ коровник на 20 коров местной породы‚ конюшня с парой мулов‚ волами‚ кобылицей и ослом. Возле дома соорудили печь для выпечки хлеба‚ которую топили соломой; под навесом стояли плуги и бороны, в низкой постройке размещались жестяные баки для хранения зерна. В жилом доме были две большие комнаты: одна из них служила кухней‚ столовой и гостиной‚ другая – спальней. Большую часть года дети спали в шалаше на винограднике или на деревянном помосте возле дома. "Это было великолепно – лежать‚ прислушиваясь к голосам ночи‚ следя за ходом луны. А просыпались мы на рассвете от тихого прикосновения росистой зари..."
По всему дому – во всех его углах – стояли глиняные кувшины‚ которые заменяли теперешние холодильники. В жару вода в этих кувшинах была холодной‚ как лед‚ а овощи и фрукты – свежие‚ будто только что сорваны с ветки. В доме стояли корзинки‚ плетеные из тростника, в них хранили продукты‚ в них же носили еду на работу и в школу. Зимой‚ в период дождей‚ сеяли пшеницу и ячмень‚ весной – кукурузу‚ сорго, бобовые. Был у них виноградник‚ миндалевый сад‚ огород при доме, где выращивали лук, огурцы, редиску и петрушку. "Кто не видел нашего отца‚ – говорили сыновья Реувена Пайковича‚ – тот не видел крестьянина‚ по-настоящему любящего землю... Колос пшеницы он поглаживал пальцами‚ как какой-нибудь нежный цветок... Он не был на земле любителем; он любил землю всем сердцем‚ самозабвенно". И это любовь он передал своим детям.
И. Алон: "Мы работали тяжело и трудно‚ усталость наша была здоровой, короткий‚ глубокий сон освежал нас‚ мы поднимались на рассвете‚ вновь готовые к труду. С первым светом зари выходили на работу в поля‚ неся с собой еду для себя‚ корм для скота‚ воду в глиняных кувшинах... Рабочий день не заканчивался с закатом: дома нас ждали коровники‚ конюшни‚ птичьи дворы‚ ночная охрана виноградников и поселения… бесконечное патрулирование за стенами поселка… когда усталые глаза смыкаются сами собой‚ но их нельзя спускать с гумна или виноградника... Я знал наизусть и любил запахи моей родной деревни: запах дома и двора‚ запах животных‚ запах вспаханных полей‚ цветущего миндаля‚ цветов и трав. А сильнее всего – запах земли после первого дождя... До сих пор ощущаю во рту смутный‚ далекий‚ первобытный привкус детства – пьянящий аромат иссушенной земли‚ соединяющейся с влагой неба‚ с первым осенним дождем. Земля – чиста и добра; мы бросались на нее плашмя, брали в рот горсточку отяжелевшей от дождя земли, жевали ее... И это было вкусно!"
Поселение Кфар-Тавор расположено на пересечении путей в центре Нижней Галилеи. В те времена это были не дороги‚ а земляные тропинки; по ним ездили на лошадях‚ мулах, ослах или на телегах‚ запряженных волами‚ которые перекатывались по тропинкам с камня на камень. В сезон дождей поселение окружала глубокая непролазная грязь‚ и выбраться оттуда было очень трудно. "Одно из самых ранних моих воспоминаний – образ мамы в субботний вечер: семья собирается вокруг большого стола, горят свечи в серебряных подсвечниках, халы покрыты белой салфеткой, комната пахнет праздником… и над всем этим образ мамы… За ее гробом шли родственники, соседи, арабы… Прощаясь с ней, отец сказал: "Помню милость твоей молодости, когда ты пошла за мной в пустыню и разделила со мной трудную жизнь в деревне"…"
Кфар-Тавор стоял особняком от других еврейских поселений, в окружении арабских деревень и шатров бедуинов. Отношения с соседями были нормальными‚ однако это не мешало им уводить скот еврейских поселенцев или совершать набеги на их поля и плантации. И. Алон: "Постоянная опасность наложила отпечаток на образ нашей жизни. Поселок окружала каменная стена с бойницами. Поселенцы выходили на работу с зарегистрированными охотничьими ружьями или с нелегально приобретенными револьверами".
2 ноября 1920 года жители Кфар-Тавора решили отпраздновать годовщину принятия Декларации Бальфура. Дома украсили зеленью и флагами; девушки надели белые платья с голубыми лентами, к белым рубашках юношей тоже прикрепили голубые ленты. Неожиданно кто-то закричал: "Стадо угнали!" Мужчины похватали ружья и кинулись вслед за грабителями‚ которые пришли из-за Иордана. Их догнали‚ отбили стадо, но при этом погиб поселенец‚ двое были тяжело ранены‚ – один из них Цви‚ старший брат И. Алона.
"На место схватки прискакал жандарм-черкес‚ и мой брат‚ уже раненый‚ попросил у него коня. Черкес отказал ему‚ и брату ничего не оставалось‚ как силой стащить жандарма на землю. Истекающий кровью‚ брат пустил коня в галоп, но по пути к аптеке – о больнице в то время никто и не мечтал – получил еще одну пулю в бок... А в поселении с замиранием сердца ждали вестей... Вдруг зацокали лошадиные подковы‚ и мой брат проскакал мимо дома. По его белой праздничной рубахе расползлись кровавые пятна. Повернув голову к маме‚ он прокричал на идиш: "Это ничего‚ мама!" Мама лишилась сознания… а Цви‚ проскакав три километра‚ потерял много крови. Несколько недель он пролежал в аптеке‚ а потом‚ когда опасность миновала‚ его перевезли домой".
На другой день после этого местные арабы решили прогарцевать через Кфар-Тавор с песнями‚ криками и стрельбой в воздух. Реувен Пайкович встал с оружием на окраине поселения и сказал им: "Вы знаете‚ что здесь случилось‚ знаете‚ что у нас есть убитый и раненые. Вчера вы не пришли к нам на помощь‚ а сегодня устраиваете тут балаган… Я не позволю вам пройти, а первый‚ кто попробует прорваться‚ получит пулю". Арабы кричали‚ что нет другой дороги; они злились: "Один еврей задерживает целое племя", но их шейх хорошо знал нрав человека‚ который встал на пути‚ а потому он сказал: "Поищем лучше другую дорогу".
И. Алон: "Я не раз спрашивал у отца‚ знает ли он‚ что такое страх. "Кто не знает страха‚ – отвечал отец‚ – тот‚ собственно говоря‚ идиот. Победить свой страх – в этом всё дело. Махмуд тоже боится. Вопрос в том‚ кто первым победит страх – ты или Махмуд"…"
5
По окончании Первой мировой войны у европейских народов оказалось немало забот: исчезли старые государства‚ взамен них появились новые – не всегда к удовольствию соседних стран и народов; на Европу обрушились послевоенный экономический кризис‚ безработица‚ эпидемии‚ и потому проблемы далекой Палестины никого практически не интересовали. Газеты Европы и Америки редко обращались к этой теме‚ а то‚ что здесь происходило‚ журналисты окрестили словами "сионистский опыт".
В 1922 году Лига Наций признала Сионистскую организацию официальным представителем еврейского народа. В Эрец Исраэль начал работать ее Исполнительный комитет, позднее преобразованный в Еврейское агентство, – это произошло в 1929 году‚ и это та самая организация‚ которая дожила до сегодняшнего дня и известна под названием Сохнут.
С 1920 года существовал на этой земле и Ваад Леуми – Национальный комитет, исполнительный орган Собрания депутатов, которых избирало еврейское население Эрец Исраэль. Ваад Леуми представлял евреев в отношениях с британской администрацией и занимался внутренними делами общины. В Палестине не существовало обязательного обучения для детей‚ и еврейские организации создали независимую систему школьного образования, улучшили медицинское обслуживание, ввели профилактику болезней. (Ваад Леуми существовал до 1948 года и прекратил свою деятельность после образования Израиля.)
В декабре 1920 года в Хайфе проходил съезд рабочих Эрец Исраэль; на нем была основана Всеобщая федерация еврейских трудящихся – Гистадрут, в который принимали каждого, "кто живет собственным трудом и не эксплуатирует других". Поначалу Гистадрут объединял 4500 человек: это были‚ как правило‚ бедные и бездомные рабочие; они прокладывали дороги‚ копали канавы для осушения болот‚ работали на полях в еврейских поселениях. Зарплата была такой низкой‚ что рабочий с трудом мог себя прокормить; многие были одеты в лохмотья‚ на ногах рваная обувь, по ночам они спали на земле или на доске, которая заменяла кровать. В кассе Гистадрута не было денег; мандатные власти не интересовались этой организацией, она не имела за границей влиятельных и богатых покровителей.
В декабре 1921 года Д. Бен-Гурион стал генеральным секретарем Гистадрута и занимал этот пост 14 лет. Это он выдвинул тогда два положения‚ которыми руководствовался в дальнейшей работе: "Первое. Мы – разрушители преград‚ так как не хотим больше ждать и терпеть. Второе. Мы не удовлетворились сионизмом пожертвований и конгрессов и породили сионизм действия".
Прежде всего Бен-Гурион перевел секретариат Гистадрута из Тель-Авива в Иерусалим: как он объяснял‚ по "национальным" причинам. Зарплата генерального секретаря была мизерной‚ Бен-Гурион жил в страшной нужде, и его товарищ вспоминал: "В комнате была одна постель. Она состояла из пустых жестянок из-под нефти‚ на которых лежала пара досок. Одну ночь я спал на кровати‚ а Бен-Гурион на полу‚ другую – наоборот". Денег постоянно недоставало‚ чтобы дотянуть до конца месяца‚ и в дневнике Бен-Гуриона сохранились записи того времени: "сигареты – три египетских пиастра‚ газеты – два‚ хлеб – два с половиной‚ селедка – два… починка обуви‚ чай‚ спички‚ карта Палестины‚ лук..." Следует добавить, что у Бен-Гуриона была семья‚ которая временно жила у его отца в Польше‚ и туда он тоже посылал часть денег из своего скудного жалования.
Потом жена и дети приехали к нему в Иерусалим‚ но он уделял им мало времени. Бен-Гурион занимался делами Гистадрута‚ организовывал забастовки рабочих‚ выступал на собраниях‚ спорил с чиновниками мандатной администрации; у него не оставалось времени на домашние дела‚ и его дочь Геула сказала однажды: "Мы выросли в доме‚ где отца как будто и не было".
6
В те годы Д. Бен-Гурион занимался самообразованием‚ много читал на иврите и других языках: книги по иудаизму‚ христианству‚ истории искусств‚ по истории‚ географии и археологии Ближнего Востока; чтобы прочитать Платона в подлиннике‚ он начал изучать греческий язык. М. Бар-Зогар, биограф Бен-Гуриона: "Перед его товарищами предстал вдруг некто‚ кого они прежде не знали: человек их круга‚ который будто за одну ночь отдалился от них‚ ушел вперед поступью гиганта... Так родилось преклонение перед силой его характера‚ перед его способностью к самообразованию и самовоспитанию‚ способностью готовить себя к новым обязанностям… Бен-Гурион был человек крутой‚ властолюбивый‚ и работников Гистадрута он‚ можно сказать‚ подмял под себя".
Взгляды Бен-Гуриона претерпевали изменения со временем‚ однако после Первой мировой войны‚ как отметил его биограф‚ "Бен-Гурион почти не отделял своей "социалистической" концепции от коммунизма советского образца. В 1919 году он со всем пылом утверждал‚ что "верит в диктатуру пролетариата"… что он "большевик". Итак‚ Бен-Гурион был "большевиком"‚ но с оговоркой. Национально-сионистские идеи были для него намного важнее идей коммунистических‚ и всякий раз‚ когда приходилось выбирать между сионизмом и коммунизмом‚ он ни минуты не колебался".
Д. Бен-Гурион посвятил В. Ленину такие строки, полные преклонения: "Человек, всецело преданный революции… человек железной решимости, который не остановится и перед невинной кровью ради революции… который не побоится отрицать сегодня то, что проповедовал вчера, и проповедовать завтра то, что отрицал сегодня…" Это был "красный" период жизни Бен-Гуриона; он даже предлагал создать рабочую армию‚ чтобы зарплата каждого поступала в кассу Гистадрута‚ а тот направлял бы всех на работу, снабжал продовольствием и необходимыми товарами. Руководители Гистадрута отвергли эту идею‚ однако понадобились еще годы‚ чтобы Бен-Гурион полностью отказался от прежних своих взглядов.
В августе 1923 года он приехал в Москву на Международную сельскохозяйственную выставку. Среди прочих был на выставке и павильон Эрец Исраэль, на стендах которого лежали образцы продукции еврейских хозяйств: пшеница, ячмень, овес и чечевица, горох, фасоль и кукуруза, миндаль, табак, апельсины и бананы, сливы, лимоны и оливки, мед, виноград, виноградные вина разных сортов, оливковое и кунжутное масло. Сохранился снимок еврейского павильона: на плакате написано по-русски "Палестина"‚ на иврите – "Страна Израиля"; бутылки вина выставлены на полках‚ апельсины лежат горкой‚ колосья пшеницы‚ которой заинтересовались специалисты.
Еврейский павильон вызвал большой интерес у посетителей выставки; евреи приезжали туда из разных городов Советского Союза‚ и Бен-Гурион сообщал в Иерусалим: "Мы могли бы привозить в Россию и продавать там апельсины‚ вино‚ миндаль‚ мед и прочее‚ но пока что они этого не разрешают". Он хотел создать совместную компанию для обмена сельскохозяйственной продукции Эрец Исраэль на лес, цемент, железо и нефть‚ намеревался открыть в Москве отделение банка‚ но первая попытка торговать с Советским Союзом ни к чему не привела.
Эта поездка оказала на Бен-Гуриона огромное влияние, и‚ по всей видимости‚ именно тогда стала разрушаться его вера в коммунистические лозунги и идеи. На корабле из Одессы в Яффу он записал в дневнике: "Нам открылась Россия... Страна глубочайших контрастов и противоречий; страна‚ призывающая к всемирной гражданской войне во имя господства пролетариата и лишающая своих трудящихся всех прав... Страна ослепительного света и непроницаемой тьмы‚ возвышенных стремлений к свободе и справедливости – и безобразной‚ убогой действительности‚ страна революции и спекуляции‚ святых страданий и грязной коррупции‚ мятежа и взяточничества‚ идеалов и наживы… где свет и тень неразрывно переплетаются друг с другом‚ так что не знаешь‚ где кончается святость и где открываются врата зла".
Биограф Бен-Гуриона подытожил этот период его жизни: "За двадцатые годы он облысел; к концу этого десятилетия его серебряные волосы уже трепетали на висках‚ точно два крыла, – и всем известный образ Бен-Гуриона приобрел законченность".
Голда Мейерсон родилась в 1898 году в Киеве‚ в семье плотника Моше Ицхака Мабовича и его жены Блюмы. Она вспоминала: "Мне было тогда года три с половиной – четыре. Мы жили в Киеве, в маленьком доме на первом этаже. Ясно помню разговор о погроме, который вот-вот должен обрушиться на нас… Много раз в жизни мне пришлось испытать те ощущения: страх, чувство, что всё рушится, что я не такая, как другие. И – инстинктивная глубокая уверенность: если хочешь выжить, ты должен сам что-то предпринять. И еще я помню‚ слишком даже хорошо‚ как же мы бедствовали! У нас ничего не было вволю – ни еды‚ ни теплой одежды‚ ни дров. Я всегда немножко мерзла и всегда в животе было пустовато".
В будущем Голда Мейерсон превратилась в Голду Меир, главу правительства Израиля. Президент США Р. Никсон вспоминал: "Госпожу Голду Меир я уважал гораздо больше, чем госпожу Индиру Ганди (премьер-министра Индии). Госпожа Ганди вела себя как мужчина, но становилась крайне чувствительной, когда ее критиковали. Тогда она требовала, чтобы к ней относились, как к женщине. Госпожа Меир вела себя как мужчина и настаивала на таком же отношении к себе. Как-то раз она появилась в Белом Доме и потребовала самолетов для Израиля. Я ответил:"Нет". Она закурила, выпустила дым мне в лицо и сказала: "Так или иначе, мы получим эти самолеты, господин президент"…"
***
В сентябре 1923 года приплыл в Яффу итальянский корабль "Умбрия", на котором оказались среди прочих "геры" из деревни Отрадное на Кавказе – русские по национальности, принявшие иудаизм. Их путешествие заняло более двух лет через Тифлис, Батуми и Стамбул – со многими лишениями и жертвами на пути в Эрец Исраэль, где они занялись сельским хозяйством. Это были три семьи Филиных, две семьи Скобрецовых, семьи Быстренко, Гребенюка, Тарасенко и Щербакова.
В Кфар-Таворе жил Михаэль Матвеев, русский крестьянин, принявший иудаизм. Его сын Шимон говорил на склоне лет: "Сейчас я понимаю, почему так привязан к земле. Теперь пашут на тракторах, между крестьянином и землей есть расстояние, но тогда я ходил босиком за плугом, и ноги мои касались земли. Я ощущал каждый камешек, каждую колючку… Мы не ели пшеницу из Америки. Мы ели пшеницу, которую выращивали собственными руками, на собственных полях. Это словно младенец, сосущий молоко из материнской груди. Я не просто привязан к этой земле – я часть ее. Когда отец учил меня сеять, то прикладывал мою ладонь к земле, чтобы я ее почувствовал. Любовь к земле – это в крови, в самой душе…"
***
Перед Первой мировой войной Россия занимала четвертое место во внешней торговле Палестины – после Великобритании, Турции и Австрии. Из России привозили строительный лес, нефть, сахар, зерно, муку, картофель и прочие товары; из Палестины везли в Россию апельсины, вина, миндаль, лимоны. После той войны возобновилось пароходное сообщение с другими странами; оттуда везли цемент, стекло, железо, топливо и химикалии, необходимые для бурного развития еврейских городов и поселений, однако участие СССР во внешней торговле Палестины было ничтожным.
назад ~ ОГЛАВЛЕНИЕ ~ далее